Я застыла в метре от Роберта, глядя на него с мольбой. И в этом момент мне действительно хотелось, чтобы он меня понял. И чтобы согласился с моими доводами и суждениями. Почему-то это показалось сейчас очень важным.

– Ладно, – буркнул он через несколько секунд. – Распишемся через пару дней. А сейчас я чертовски устал. Душ слева по коридору – последняя дверь. Спать ложись где тебе удобно. В ванной халаты, мои чистые рубашки – в сушильной машине. Или спи без одежды, я не трону.

И он просто ушёл. А я улыбнулась сама себе победной улыбкой. В этот момент я ещё не понимала, что Роберт Левицкий всегда всё делает так, как удобно ему. И едва ли способен пойти на компромисс.

* * *

Кажется, в последнее время он отдавал себе мало отчёта в том, что делал.

К такому выводу пришел Роберт, когда следующим утром повез свою невесту – теперь уже более, чем реальную, пусть и по-прежнему фиктивную – в ближайший к дому ЗАГС, чтобы подать заявление на вступление в брак. И, сидя за рулём машины, попавшей в традиционную трясину утренних пробок, Левицкий только сейчас начал осознавать всю серьезность того, что собирался совершить.

До этой минуты он просто неустанно мчался вперед, точно осатаневшая гончая за намеченной добычей, не замечая ничего вокруг и не забивая ни голову, ни душу ненужными и неудобными вопросами. Он просто видел перед собой цель и шел к ней напролом, и для него сейчас, как и всегда в бизнесе, не существовало препятствий, которые он не мог бы перепрыгнуть. Во всяком случае, так было до вчерашнего вечера. Теперь же, ощущая странную неприятную тяжесть в груди, Роберт невольно задавался вопросом о том, что было тому причиной. Что изменилось?

Ведь в его голове все было по-прежнему четко и ясно: он платил воспиталке деньги и получал то, что ему было нужно – ее притворство. Пожалуй, это было даже забавно – впервые в жизни он давал женщине деньги за то, чтобы она делала вид, что без ума от него, хотя всегда получал это даром. Но именно в этом и было преимущество Тани перед всеми остальными – при заданном формате их отношений он мог не беспокоиться о том, что на него навалятся слезы и истерики, когда настанет время порвать их контракт и будущий псевдобрак. И этому, совершенно однозначно, стоило радоваться, но Роберт отчего-то не ощущал ничего подобного.

Наверное, все дело было в том, как она сказала вчера, что хочет, чтобы на свадьбе присутствовал ее дедушка. Человек, который понятия не имел о том, что все, что будет происходить во время церемонии – всего лишь расчётливый фарс. И, в отличие от его дорогого дяди, этот неизвестный ему пока дедушка вряд ли заслуживал быть обманутым. Но, в конце концов, это же сама Таня желала вмешать своего старика во все это. Ведь она могла ему не говорить. Они могли бы пожениться тайно, без чьего-либо присутствия, а потом также тихо развестись. Но она хотела иного.

А что, если для нее эта свадьба нечто большее, чем просто контрактное обязательство? Господи, он надеялся, что она не вообразила, будто их временный брак может перерасти во что-то серьезное, вроде настоящей семьи.

Нахмурившись, Роберт кинул на воспитательницу изучающий взгляд, надёжно скрытый за стёклами темных солнечных очков, призванных замаскировать его боевые раны, которые было не вылечить одними лишь пельменями. И был немало удивлен, когда она, до этого момента сосредоточенно смотревшая в окно, словно бы почувствовала, что он разглядывает ее, и, повернув голову, спросила:

– Что-то не так?

Бл*, хотел бы он знать другое – а что вообще так? Внешне казалось, что всё идёт, как ему было нужно, но при этом внутри у него отчего-то поселилось слишком много лишнего – мыслей, эмоций… и даже невесть откуда взявшихся уколов совести.

Но об этом он, конечно, не собирался ей говорить. Как не собирался и спрашивать о том, почему ей так важно придать их свадьбе хоть какое-то подобие нормальности. И хуже всего было то, что он не знал, какой ее ответ ему не понравится больше – то, что на самом деле ей плевать или… что нет.

– На заднем сидении лежат документы. Пока мы торчим в этом дерьме, посмотри их и подпиши, – отозвался он довольно грубо, чтобы отрезвить этой резкостью в первую очередь себя самого.

Через несколько мгновений, показавшихся ему неожиданно долгими, бумаги зашуршали под ее пальцами, а он, отвернувшись, просто молча ждал. Чего – не знал и сам. Может, того, что она пошлет его к черту с его договорами и деньгами? А может, шумных восторгов от того, что сумма, причитавшаяся ей после развода, была довольно солидной прибавкой к тому, что уже обещал? Любая из тех, кого он обычно трахал, порой даже не запоминая имени, сейчас, наверно, именно так бы себя и повела.

Но не Таня.

– Здесь… слишком много, – неуверенно сказала она после продолжительной паузы и Роберт невольно хмыкнул. Наверное, это была бы не его воспитательница, если бы отреагировала именно так, как он рассчитывал.

– Бери, пока дают, – отрезал Роберт насмешливо. – Считай, что это моральная компенсация за наш пока еще не состоявшийся, но уже неудавшийся брак.

Сказав это, он снова вцепился в ее лицо пристальным взглядом, но она молчала. И, чуть помедлив, но так и не произнеся ни слова, просто поставила на договоре свою подпись.

И все снова было так, как он хотел. Вот только чувство, что ведёт себя, словно редкостное дерьмо, отчего-то усилилось. И подавить его никак не удавалось.

Да и насрать. Все эти идиотские сантименты ничуть не помешают ему сделать то, что намеревался. Даже если после этого будет ощущать себя ещё большим мудаком, чем то было сейчас.

– А ну, кыш! Куда ж ты прешь-то, ирод, не видишь, что ль, я тут намыла только что!

Подняв глаза, Левицкий обнаружил перед собой старуху, облаченную в старый выцветший халат, первоначальный цвет которого теперь трудно было даже предположить. И эта самая старуха не просто нагло отчитывала его, точно мальчишку-школьника, но и угрожающе замахнулась на него, Роберта, своим орудием труда, защищая, очевидно, помытую территорию, и при этом представляла из себя настолько нереальную картину, что Левицкий потрясённо замер, не в состоянии поверить, что какая-то бабка смеет так с ним говорить. Везде, где бы он ни появлялся, Роберт привык к совершенно другому обращению. И теперь, переведя взгляд с уборщицы на свою невесту, Левицкий удивлённо приподнял брови, молчаливо спрашивая, не почудилось ли ему произошедшее.

– Давай обойдем, – предложила Таня, потянув его за рукав туда, где пол уже просох, и́ он механически проследовал за ней, однако через пару шагов упрямо встал на месте.

– Нет, ты это слышала?

– Слышала, – спокойно подтвердила воспитательница. – Ну не мыть же ей и правда все двадцать раз.

– Это ее работа.

– Но это не причина добавлять ей лишних забот. Хотя ты ведь не привык думать о ком-то кроме себя, да?

Ему не понравилось, как без упрека, но все равно царапающе что-то внутри, прозвучали эти слова. И ещё меньше ему нравилось то, что он вынужден был признать – она права.