– Роберт, – заговорил друг торопливо и голос его при этом звучал странно приглушённо – так, словно тот опасался, что его услышат.

– Что ты там бубнишь? – поинтересовался Левицкий резким тоном. – Слушай, мне сейчас некогда, я ищу свою невесту, не могу дозвониться уже битых…

– А я уже нашел.

– Что?

– Я ее нашел, говорю. Потому и звоню.

Первая промелькнувшая у Роберта мысль была чудовищной – с Таней что-то случилось. Может, Печенька звонит из больницы и потому говорит так тихо?

– Что с ней? – спросил Левицкий отрывисто, испытывая странную тревогу – давно забытое им чувство, которое пугало сейчас своей остротой.

– С ней все хорошо. И ей хорошо, я бы даже сказал…

– Да говори ты уже конкретно! – рявкнул Роберт, не выдержав этой драматической паузы.

– Она в баре. С Леной. И двумя мужиками.

Это было настолько неожиданно и даже возмутительно после того, что он успел себе вообразить, что Левицкий испытал новый приступ злости.

– В каком? – поинтересовался он, быстро направляясь к дороге, чтобы поймать такси.

– «Афродита» на бульваре…

– Я знаю, где это, – оборвал Роберт Славика и коротко добавил:

– Жди меня там.

После чего отключился и направился к притормозившей на его сигнал машине.

– Давно они здесь? – спросил Левицкий, когда наконец обнаружил Печеньку за углом здания, в котором располагался бар, где его воспитательница развлекалась с двумя мужиками. Славик, судя по его виду, явно пересмотрел идиотских шпионских боевиков, и теперь воображал себя как минимум Джеймсом Бондом, но с торчащей из-за угла головой походил в лучшем случае на Чеширского кота.

– Давно, – ответил он шепотом.

– Говори нормально! – не выдержал Роберт.

– А ты не ори! Не понимаешь, что ли, что это тайная слежка? Они меня не видели.

– Ну так сейчас увидят, – ответил Левицкий с ледяным спокойствием. – Пошли.

– И что мы будем делать?

– Увидишь, – отозвался Роберт коротко и подтолкнул Печеньку в нужном направлении.

Ему казалось, что за те двадцать минут, что мчался сюда, подгоняя таксиста разве что не матом, он сумел взять себя в руки, но зрелище, которое предстало его глазам, едва они со Славиком вошли внутрь бара, окончательно вывело Левицкого из себя. При виде того, как какой-то смазливый блондин по-хозяйски положил свою лапу на плечо его, Роберта, невесты, пусть даже и фиктивной, у Левицкого невыносимо зачесались кулаки. И хотя он уже очень давно не опускался до выяснения отношений посредством драки, и тем более – из-за женщины, сейчас совершенно не собирался сдерживаться. Он с удовольствием сорвёт всю свою злость на этом мерзавце, а потом разберётся и со своей «невестой».

– Добрый вечер, – тем временем пролепетала она и следом за этим кто-то – вероятно, Ершова – то ли ойкнул, то ли пьяно икнул, но Роберту на это было, в общем-то, абсолютно плевать. Он видел сейчас только цель – физиономию сукиного сына, по-прежнему прижимавшего к себе его Таню.

– Добрым он будет не для всех, – пообещал Левицкий мрачно и, все также не отводя взгляда от лица блондина, скомандовал:

– Руки от нее убери. Быстро.

– С хрена ли? – грубо огрызнулся тот. – Ты кто ваще такой?

– Я – ее будущий муж. А ты – будущий труп, приятно познакомиться.

– Пошел ты на х**! – заявил блондин, даже не думая благоразумно сделать то, что требовал Левицкий. И Роберту этого было достаточно, чтобы отпустить все тормоза.

– Отойди, Таня, – резко бросил он воспиталке и, когда она, вместо того, чтобы выполнить его приказ, осталась на месте и даже открыла рот, чтобы, очевидно, поспорить, просто взял ее за локоть и оттолкнул в сторону. А потом – сделал то, что так хотел. Выбросил вперёд кулак и вмазал наглому типу по зубам. И уже собирался было взять его за грудки и долбануть от души об стойку, но в этот момент решил себя наконец проявить Печенька. И как всегда – во всей красе и не вовремя.

– Драка! – громко огласил Славик то, что и без того было понятно всем присутствующим и, приняв боевую стойку, начал подначивать второго мужика, в которого мертвой хваткой вцепилась Ершова:

– А ну, отпусти ее и иди сюда! – потребовал Печенька и с выражением лица, подобным морде быка на корриде – то есть таким же бессмысленным и беспощадным – кинулся на своего противника, который в этот самый момент пьяно покачнулся, в результате чего Славик налетел на стоявшего за ним официанта и, врезавшись в поднос, получил в морду – и даже не от человеческой руки, а от бокала. Вернее – его содержимого, что выплеснулось Печеньке в лицо.

– Сука! – взревел Славик, болезненно жмурясь от обжегшего глаза алкоголя, ничуть, впрочем, не усмирившего его боевого пыла. – Ты где, урод?! Дерись, как мужик! – продолжил свою пламенную речь Печенька и, двинувшись вслепую наугад, встретился с металлической колонной, что, впрочем, тоже его нимало не смутило.

– Качок херов! – воскликнул Славик зло и занёс кулак, целясь в ни в чем не повинный металл.

– Это колонна! – заорал предупреждающе Роберт, но опоздал – Печенька уже от души врезал по ней кулаком. Левицкий поморщился от раздавшегося следом вопля и этого мгновения хватило, чтобы пропустить коварный удар от соперника, пришедшего в себя первым после шоу имени Славика, аккурат в глаз.

От последовавшей за этим боли зазвенело в голове, но, несмотря на то, что перед взором все поплыло, Роберт единственным глазом выцепил напротив себя пятно, которое, по его предположениям, было блондином, и остервенело на него кинулся.

Однако, женская грудь под его пальцами там, где ее быть никак не могло, всячески намекала на то, что Акела промахнулся.

– Ой, – снова повторила Ершова и Левицкий отшатнулся, но прежде, чем успел найти того, с кем ещё не закончил, на веселье наконец подоспела охрана бара.

А дальше – морозный воздух, бьющий в разгоряченное лицо, когда их вывели на улицу, постепенно затухающая ярость и взятка, которую пришлось дать, чтобы обошлось без вызова полиции. А ещё – «невеста», испуганно на него взирающая, но, к ее чести, не пытавшаяся скрыться, как эти два хмыря, которых и след простыл, пока Роберт разбирался с охраной.

– Вот уж не думал, что обзавестись невестой столь нервная и опасная затея, – криво усмехнулся Левицкий, когда они остались вчетвером. Славик и Ершова обменивались безмолвными взглядами, воспитательница на удивление тоже хранила молчание.

Медленно выдохнув, Роберт устало, но категорично распорядился:

– Печенька, займись Леной. А ты, моя дорогая, – издевательски-ласково обратился Роберт к «невесте», – едешь сейчас со мной. И лучше даже не спорь.

* * *

Спорить я и не собиралась. Случившееся в баре произвело на меня поистине неизгладимое впечатление. И если Ершова, глядя на тот беспредел, что случился в том числе и по нашей вине, даже умудрялась хлопать в ладоши, я взирала на драку с ужасом. Мне представлялось, что все мы непременно угодим в новостную хронику и завтра меня ждёт увольнение из детского садика. Как минимум. Что представлять в виде максимума, понять вот так вот сразу я не могла.