Он надеется, что появится народ, который воскликнет: «Мы сломаем меч!» и уничтожит до основания все свои военные силы, готовый дважды погибнуть, лишь бы не быть предметом ненависти и страха.

Прекрасные мысли его нелишне привести здесь целиком. Ницше говорит: «Ни одно правительство не хочет в настоящее время сознаться, что оно содержит армию для того, чтобы при случае иметь возможность осуществить свои стремления к завоеваниям. Армия должна, говорят, служить целям самозащиты, и тот нравственный принцип, который оправдывает необходимую оборону, постоянно приводится в обоснование ее существования. Но ведь это значит приписывать нравственный принцип только себе, а противнику приписывать безнравственный, ибо если наше государство должно думать о защите, то на стороне другого предполагается намерение напасть; кроме того, этого противника, который, как и мы, отрицает свои завоевательные помыслы и тоже содержит армию в целях обороны, мы ввиду подобной мотивировки объявляем лицемером и хитрым преступником, который собирается врасплох на невинную жертву наброситься.

Так относятся друг к другу все государства: другим они приписывают дурной образ мыслей, а себе благородный. Но подобная точка зрения противоречит понятию гуманности и столь же пагубна и еще пагубнее, чем война. Собственно говоря она заключает в себе даже некоторый вызов и является причиной войны, потому что она, как уже сказано, приписывает соседу безнравственные побуждения и тем самым провоцирует его враждебные чувства и действия. От взгляда на армию как на средство необходимой обороны следует отречься навсегда, равно как и от завоевательных стремлений. И может быть, когда-нибудь настанет великий день, когда народ отличившийся своими войнами и победами, мощным развитием своей военной организации и своей интеллигентностью и привыкший приносить во имя этих целей тягчайшие жертвы, — по своей доброй воле воскликнет: „Мы ломаем меч!“ и уничтожит до основания все свои военные силы.

Обезоружить себя в тот момент, когда ты лучше всех вооружен, сделать это из чувства благородства — вот средство для достижения настоящего мира. Последний должен покоиться на миролюбии. Между тем так называемый вооруженный мир, который распространен теперь во всем мире, свидетельствует о раздоре, об отсутствии доверия и к себе, и к соседу и отчасти из ненависти, отчасти из страха заставляет держать оружие наготове. Но лучше погибнуть, нежели ненавидеть, и лучше дважды погибнуть, нежели служить предметом ненависти и страха.

Это должно когда-нибудь стать высшим принципом каждого государственного объединения! Нашим либеральным народным представителям не остается, как известно, времени для размышления о человеческой природе; иначе они бы поняли, что они напрасно так ратуют за „постепенное уменьшение военных тягот“. Напротив: чем хуже в этом отношении, тем лучше и тем скорее придет на помощь то единственное, что может помочь в этом деле. Древо военных лавров может быть уничтожено только молниеносным ударом; молния же низвергается из тучи, т. е. сверху».

И после этого люди осмеливаются ссылаться на Ницше в оправдание своих кровавых побоищ! Дух лжи стал мощною силою в германском государстве и охватил, по-видимому, всех; в противном случае, подобные факты не были бы возможны.

Война и религия

Пропасть, отделяющая войну как мировой фактор от мира как мировой мечты, становится еще очевиднее, если обратить внимание на то, как относилась религия к войне.

В Ветхом завете категорически сказано: «Не убий!». Эта заповедь старее и священнее остальных девяти, ибо уже после потопа Бог сказал Ною: «Кто прольет кровь человеческую, кровь того будет пролита от руки человека», и это повторяется в книгах Моисея десятки раз. Разве не убедительно, когда Бог говорит: «Если кто-нибудь ударит кого-либо железом, бросит в него камень или побьет его палкой так, что он умрет, тот убийца и должен быть сам убит, ибо он оскверняет страну, в которой живет, и страна не может очиститься иначе, как через кровь того, кто ее пролил»?

Еще во времена Христа существовало старое пророчество: «Взявший меч от меча да погибнет!» Христос выразился еще резче: «Кто возьмется за меч, тот от него и погибнет; кто ненавидит брата своего, тот убийца, кто на него гневается, тот подлежит суду». Уже в силу этого древнего закона, который распространился среди всего человечества, война должна была бы стать невозможной, тем более что новая религия обязывала своих последователей к всеобщей любви. Это учение было провозглашено Иисусом Христом (хотя и не им впервые) в Нагорной проповеди.

Главное, чем христианство вправе гордиться, — это впервые проникшая в сознание широких масс идея всеобщего братства человечества, которая раньше высказывалась только немногими философами. Со времени Нагорной проповеди не должно было бы существовать войны вообще. «Война — насмешка над Новым заветом», — говорит в своем дневнике Фридрих III.

Все это настолько понятно, что всякое лишнее слово по этому поводу может казаться надругательством над истинным духом христианства. Хотя для нас теперь Нагорная проповедь является не единственным источником нравственного закона, но все-таки она была таковым в течение почти двух тысячелетий, и христианство должно ответить за то, как оно распорядилось этим вверенным ему заветом братской любви.

Что первобытное христианство не только в принципе, но и на практике отрицало войну, в этом никто не может сомневаться. Древние христиане относились к своей религии искренно. Мужественно отказывались они от военной службы, и в Риме их за это жестоко преследовали, но безуспешно. Как мирные борцы за идею, они смело вступали на арену, где неистовствовали львы, и безоружные, геройски шли навстречу верной смерти. У христианских писателей мы тоже встречаем ряд «антигосударственных» изречений. Так, например, Тертуллиан называет всякую государственную, а в особенности военную, службу «служением дьяволу», а Ориген говорит, что ни один служитель Бога не должен браться за оружие и что исполнение хотя бы законного смертного приговора непозволительно для христианина.

Но в таком положении дело оставалось недолго; последователи Христа очень скоро перешли в лагерь милитаристов. Даже при жизни своей Учитель не мог отучить своих учеников действовать оружием. По преданию, Петр отрубил воину Малху правое ухо. Между тем Петра христианская церковь избрала своим апостолом и именно престол св. Петра так рьяно обратил родившееся под знаком «мира на Земле» христианство в ecclesia militans (воинствующую церковь), так что в конце концов папа Юлий II открыто сменил рясу на кольчугу. Тогда же христианство было «втиснуто» в рамки государства и, по выражению Германа Ховэна, Иисус Христос стал государственным узником Последствия этого не замедлили обнаружиться: всем известно и не требует доказательств, что (если не считать зверств Чингисхана) никогда еще не наблюдалось такого злоупотребления ядом, мечом и огнем, как в христианскую эру; отчасти это