— В смысле?

— Значит, время бежит, только с иной скоростью.

— Время бежит…

Пили водку. Все равно в ней нет букета, угрюмо сказал Джейк. Видимо, лай его расстроил. Он опрокидывал стопку за стопкой, точно пил воду. Зоя попросила притормозить. Да я не пьянею, ответил Джейк. Похоже, и впрямь спиртное не действовало.

Вдруг он поежился. Поймав уличный свет, красноватые белки его глаз блеснули, словно мокрые самоцветы.

— Хм, впервые я озяб, — сказал Джейк.

Лучше бы он этого не говорил, подумала Зоя.

— Давай собираться, — сказала она. — Похоже, ветер разгулялся, и ты это почувствовал.

— Может быть.

Зоя натянула перчатки и, хрустя осколками, шагнула к черному ходу. Не двинувшись с места, Джейк облил коньяком барную стойку.

— Ты что?

— Эксперимент.

Откупорив еще четыре бутылки, Джейк опорожнил их на пол. Зоя завороженно следила, как из очага он вытащил головню и швырнул ее к стойке. Спиртные лужицы мгновенно вспыхнули. Неспешно обежав бар, огонь воспламенил и другие коньячные озерца. Через минуту в баре полыхал серьезный пожар.

— Пошли.

Отойдя на полусотню метров, они смотрели, как пламя охватывает бревенчатое строение. Сквозь крышу пробивались витые клубы густого черного дыма.

— Эксперимент что-нибудь доказал? — опершись на палки, спросила Зоя.

Восточный ветер превосходно раздувал огонь. Черный дым столбом вздымался в воздух, точно джинн, освобожденный из узилища масляной лампы или пейзажа идеальной белизны.

— Да.

— Будем стоять, пока не догорит?

— Незачем. Можем ехать.

— Тебе не кажется, что в смерти мы слегка ополоумели?

— Кажется.

— Езжай первым, я следом.

Когда они вернулись в поселок, пронизывающий ветер, предвестник ненастья, уже вовсю трепал флаги на шестах и наметал сугробы. Возник спор, стоит ли выключать подъемники. Джейк говорил, это бессмысленно, но Зоя считала, что, если ветер их поломает, будет отрезан путь на гору.

— Не важно. Чувствую, здесь нам недолго осталось.

— Вот зачем так говорить? Зачем?

Ветер дергал флаги, грозя сорвать их с горделивых мачт. Джейк молча вошел в гостиницу. Прижав руку к животу, Зоя последовала за ним.

В кухне Джейк остановился перед прилавком, на котором со дня первой лавины лежали куски мяса и нашинкованные овощи. На краях посеревшее, мясо обрело опаловый оттенок. Овощи привяли. В местах среза сельдерей побурел. Перцы утратили глянец. Оранжевую яркость морковь сменила на белесость.

Принюхавшись к мясу, Джейк скривился.

— Надо выбросить, — сказала Зоя.

Джейк придержал ее руку:

— Оставь. Наши единственные часы.

Слова его не понравились, Зоя ушла в номер.

За окном разыгрался буран. В стрехах рыдал ветер, печалясь о безвозвратно утерянном. Сорванный с шеста флаг повис на соседнем фонарном столбе. Рекламный щит распластался на снегу.

Чтобы не слышать завываний ветра, отправились в сауну. Пока парная нагревалась, поплавали в бассейне. Зое вода показалась на пару градусов прохладнее, но она смолчала. Роняя капли, вошли в благоухающую сосной парную. Джейк выплеснул черпак воды на фальшивые угли.

Откинувшись на полке, блаженно замерли.

— Если б хоть чем-то можно было изменить наше положение, — сказала Зоя.

— Такая доля. Можем лишь существовать. Пока дозволено.

Зоя погладила живот. Угли курились паром. Показалось, в парной слишком жарко.

— Уже хватит, — сказала Зоя.

— Я даже не вспотел, — посетовал Джейк.

— Зато я взмокла. — Отобрав черпак, она спрятала его за спину. — Хочу кое-что тебе сказать.

— Не надо.

— Почему? Ты должен знать.

— Нет. Что-то в твоем голосе подсказывает, что лучше мне этого не слышать. Чем бы оно ни было, в нынешнем раскладе я не хочу о нем знать.

— Если любишь меня, придется.

— Полагаешь, те, кто любит, должны все говорить друг другу?

— Конечно.

— Глупость.

— Что здесь глупого, придурок? Всякий раз, как я с тобой не согласна, это «глупость». Мертвый ты меня бесишь не хуже, чем живой. Смерть тебе не на пользу.

— Закончила?

— Почти.

— Хочешь знать, почему это глупость? Потому что любовь не означает безудержную общность. Любящие люди не должны одинаково чувствовать, мыслить, понимать. Можно быть наособицу и все равно любить друг друга. Один — скрипичная струна, другой — смычок.

— Ничего себе!

— Можно чередоваться, но это правильные отношения.

— Джейк, у тебя есть от меня секреты?

— Надеюсь. Желательно, чтоб и у тебя имелись.

— Сейчас не тот случай.

— Ну что ж, выкладывай.

Зоя собралась поведать о плоде, зреющем в ее чреве, но тут свет мигнул и погас. Парная погрузилась в кромешную тьму. Минуту-другую выждали, надеясь, что, как в прошлый раз, все само наладится. Не наладилось. Ощупью выбрались к бассейну. В окна сочился лунный свет, отраженный снежным покрывалом.

— Наверное, ветер оборвал провода, — сказала Зоя.

Джейк молча подал ей одежду.

В темноте добрались до холла и стойки. Джейк знал, где хранятся свечи. Оставив Зою у стойки, он сходил в ресторан и вернулся с десятком свечей, зажатых в кулаке. Запалив одну, возглавил путь в номер.

За окном неистовствовал буран, но добротно выстроенный поселок противостоял его натиску. Оборванных проводов было не видно. Поставив зажженные свечи в изголовье кровати, Зоя и Джейк улеглись. В стонах ветра, завывавшего в карнизах, Зое чудились людские голоса. Джейк ее обнял, поцеловал и приказал спать.

В мгновенье ока он превращался из мудреца в воителя, из супруга в мальчишку. За что Зоя его и полюбила. Очень нежно он вошел в нее, а потом, извергнувшись, рассмеялся и тотчас заплакал. Он был точно пьяный. Зоя держала его в объятьях, пока сотрясавшие его рыданья не стихли, и он погрузился в сон.

Посреди ночи Джейк ее разбудил. Зоя никак не могла очнуться, но он тряс ее за плечо:

— Проснись! Я все понял!

Зоя разлепила глаза: в комнате светила люстра, горели свечи.

— О, свет зажегся.

Джейк рассеянно глянул на потолок, словно только сейчас заметил электрический свет:

— А, да. Я во всем разобрался и теперь знаю, где мы: на перепутье физических и сновиденческих законов.