Чуть позже, когда я до основания сгрызаю ноготь одного большого пальца и приступаю к другому, появляется проводник. Он легким движением руки превращает мое кресло в очень скромное спальное место, которое с гордостью называет couchette. На мой взгляд, это больше похоже на кроватку для пятилетнего ребенка. К тому же в моем купе еще три таких кресла, разве можно спать в присутствии чужих людей?

После ужина французская пара не появляется, вместо них приходят две хихикающие девочки лет по четырнадцать. Не обращая на меня внимания, они смотрят аниме на телефоне. Несмотря на усталость, я сомневаюсь, что смогу уснуть. Поезд дергает на стыках, а из телефона соседок раздается рычание лесного духа Тоторо. Однако я ошибаюсь. Скрючившись на неудобной детской кроватке, я на некоторое время проваливаюсь в беспокойный сон и вдруг резко просыпаюсь от неожиданной мысли. Что, если Доминик шел за мной по пятам с самого начала?

Едва купе заливают первые бледно-розовые лучи солнца, я встаю и одеваюсь, полная решимости выследить Зловредного Племянника и потребовать ответов на некоторые вопросы. Как только я возвращаюсь из уборной, появляется проводник, чтобы вновь превратить постели в кресла.

Оставив его разбираться со стонущими девчонками, которые не хотят вставать в такую рань, я отправляюсь обыскивать поезд. Страх в моей душе уступил место необычной решимости. Прежняя Роми ушла в небытие, а новая ничего не боится: путешествует по миру, победила штормовую Атлантику и ледяной холод парижских подземелий. Ей ничего не стоит справиться со Зловредным Племянником.

Вдохновленная этим новым чувством, я прохожу через весь поезд вперед и возвращаюсь обратно. Несмотря на витающий в воздухе аромат черного кофе, многие пассажиры еще спят. Я отправляюсь на поиски вагона-ресторана. Племянника нигде не видно. В ресторане к кофейному аромату присоединяются соблазнительные запахи тостов и жареного бекона, и я решаю подкрепиться.

Когда я доедаю последние крошки шоколадного круассана, поезд начинает замедлять ход. Выглянув в окно, я с удивлением замечаю, что нас окружают горы. Альпы! До сих пор самыми высокими горами, которые я видела в жизни, были Адирондакские, на севере штата Нью-Йорк, и должна признаться, что в сравнении с Альпами они выглядят невыразительной кучкой покатых холмов. Мои размышления прерывает многословное объявление на французском языке, затем следует изрядно сокращенная английская версия, в которой я разбираю лишь отдельные слова. «Вынуждены сообщить… непредвиденная остановка… сожалеем…»

Поезд останавливается, и я замечаю в окне знак с названием станции: Шамони-Монблан. Вокруг раскинулась живописная деревушка. Схватив кошелек и телефон, я выбегаю подышать воздухом. На перрон высыпают курильщики; особо нетерпеливые прикуривают сигареты, не успев выйти из вагона.

«Вот так подышала кислородом», – сердито думаю я, вышагивая вдоль платформы.

Но отсюда открывается такой потрясающий вид, что я мгновенно забываю о раздражении. Воздух нереально прозрачен и свеж, и у меня перехватывает дыхание от холода. К счастью, я надела свой самый теплый свитер.

Над перроном нет крыши, и хотя под ногами сухо, вдоль рельсов лежат снежные сугробы. Ближе к началу поезда стоит указатель с названиями окружающих нас гор. Дорога проходит по узкой долине, а этот огромный монстр в белоснежном плаще, наверное, и есть Монблан. Дальше толпятся несколько остроконечных вершин поменьше, среди которых Зуб Каймана и Зуб Крокодила. За рептилиями – гора под названием Эгюий-дю-Миди – Полуденный пик. С моего ракурса она кажется самой высокой. Небо над сверкающими белизной вершинами кристально-голубое. Вдалеке, возле самого зубастого пика, неожиданно появляется россыпь миниатюрных разноцветных бабочек. Лишь через минуту я понимаю, что это парапланы. Пока я смотрю, со скалы бросается еще с десяток парапланеристов. Они взмывают в небо и уносятся прочь в воздушных потоках.

Я делаю несколько снимков телефоном, хотя разноцветные пятнышки слишком далеко, и фото не годятся для инстаграма. Тем не менее они поднимают мне настроение после всех забот и волнений прошедшего дня. Толпа на перроне постепенно редеет, и я замечаю у кофейного киоска знакомую кожаную куртку. Меня охватывает ярость, и, прежде чем я успеваю придумать план действий, ноги сами несут меня по платформе. Когда я, запыхавшаяся и разъяренная, подскакиваю к своему врагу, он поворачивается, и его лицо принимает странное выражение. Я не успеваю сказать ни слова, как вдруг вижу проводника, который складывал сегодня утром мое сиденье.

– Извините за задержку, мадемуазель Кини, – говорит он, протягивая мне конверт, – это для вас.

Затем поворачивается к Зловредному Племяннику и вручает ему такой же. Подготовленная мной гневная тирада пропадает зря, поскольку мужчины начинают беседовать по-французски. Я заглядываю в конверт и, к своему облегчению, вижу бумаги из «Экслибриса». Недостающие визы и кредитная карта. Теперь я могу с чистой совестью написать дядюшкам, что у меня все хорошо.

– Благодарю вас, месье, – вежливо заключает мой враг.

Проводник щелкает каблуками и возвращается в вагон. Спрятав конверт и телефон, я дергаю его за рукав.

– Что, черт возьми, происходит?

Он засовывает руки в карманы и смотрит мне прямо в глаза. Его волосы завязаны в аккуратный хвостик, но он не брился дня три.

– По-моему, это вполне понятно.

– Мне ничего не понятно. Что ты здесь делаешь? Зачем за мной следишь?

– Ты шутишь? – фыркает он. – Я купил билет на этот поезд еще в Нью-Йорке, а ты запрыгнула в него в последнюю минуту.

– Откуда ты знаешь?

– Я тебя видел. На Гар-дю-Нор.

Он резко замолкает и с непринужденным видом отступает назад. Паровоз у него за спиной кашляет и издает протяжный гудок.

– Значит, ты был на Гар-дю-Нор. Что ты там делал? Твой гнусный дядя послал тебя шпионить за мной?

На его лице написано раздраженное недоумение.

– Что за глупости? Конечно нет. Я просто пытаюсь получить работу в компании «Экслибрис». Насколько я понимаю, тебе знакомо это название, раз ты тоже здесь.

Я смотрю на него во все глаза, потеряв дар речи, и наконец произношу:

– «Экслибрис»? Как ты нашел эту работу?

Он передергивает плечами, достает из портмоне полоску бумаги и протягивает мне. Там написан от руки номер телефона.

– Увидел объявление на углу возле книжного магазина, – спокойно объясняет он.

Листок, который сдуло ветром со столба, когда я шла в кондитерскую. В погоне за ним я порвала пальто. На листке недоставало одной полоски.

Я отпускаю рукав и хватаю бумажку, и все равно не верю своим глазам.

– Мало того, что твой дядя хочет нас уничтожить, так ты еще решил украсть мою работу?

Я напрягаю голос, чтобы перекричать шум паровоза, вкладывая в эти слова весь свой страх, ярость и тоску по дому.