– Но, на мой взгляд, израильтяне сами во многом виноваты, что к власти в Газе пришел ХАМАС. Ты помнишь, как Шарон держал Арафата почти что заложником в Рамалле? То есть без права выезда из его резиденции «Муката»? Он говорил, что не будет даже разговаривать с этим человеком. Тогда многие предупреждали израильтян: откажетесь иметь дело с Арафатом и его окружением, получите ХАМАС у власти в автономии. Израильтяне не верили. И все-таки все случилось именно так.

– Может быть, может быть. Но что случилось, то уже случилось. Что делать сейчас? Вот главный вопрос. Мирный процесс оказался в полном тупике. И кажется, никто не знает выхода из сложившегося положения. В том числе, как я уверен, и ты.

– Вероятно, следует пробовать работать и с ХАМАС. Я лично не верю, что в этом движении состоят только радикалы и противники любых договоренностей. Надо пробовать. Не пытаться заставить ХАМАС подчиниться, как это делают израильтяне, блокируя Газу. Или проводя армейские операции. Вы никого там не «заставите» ни силой, ни голодом слушаться вас. Палестинцы скорее умрут, чем, как им может показаться, станут на колени. Это будет продолжаться бесконечно. Всех активистов ХАМАС в Газе вы все равно не убьете, а оставшиеся в живых будут мстить и запускать ракеты по Израилю.

– А я думаю иначе. Во время операции «Литой свинец» израильтяне в Газе не достаточно показали зубы. Если бы операция еще продолжилась, палестинцы уже поостереглись бы на нас нападать.

– Но это очень наивно. Даже если бы израильтяне перебили в Газе всех палестинцев, оставшиеся живыми на Западном берегу начали бы мстить с удвоенной силой. К ним присоединились бы беженцы из лагерей в Ливане, в Сирии. И вообще весь арабский, а может быть и весь исламский мир. Ты этого хочешь?

– Как ты страшно говоришь, Алеша, – вздохнул Марк. – Давай сменим тему. Скажу тебе честно, я очень устал. А уже завтра мне предстоит ездить по моргам и кладбищам. Ведь ничего же не организовано.

– И куда тебе надо завтра ехать?

– Прежде всего, в двадцатую больницу. Мне сообщили, что это в районе метро «Бабушкинская». Затем надо будет ехать в дом престарелых, где жила тетя Вера. И еще искать агента для организации похорон.

– Ну, до «Бабушкинской» я тебя завтра довезу. Это отсюда недалеко. А потом разберемся. Кстати, у меня есть некоторый опыт в общении с агентами по оказанию ритуальных услуг. Они все делают сами. Только деньги плати.

– Но у меня денег не так много.

– Ладно, завтра разберемся. А сейчас иди спать. Пошли, я покажу тебе твою комнату.

Панов проводил друга на второй этаж, в комнату, примыкающую к его кабинету. Он часто сам там ночевал. Это было удобно. Встал с кровати, и сразу же – за компьютер, работать. Время не теряешь. Но сейчас Алексей Константинович решил спать в нижней спальне. Он еще немного посидит в гостиной, выпьет виски, а Марк пусть себе засыпает. Он явно устал.

«Действительно, почему же тогда, десять лет назад, израильтяне и палестинцы не пришли к договоренностям? – подумал Панов, отхлебывая большой глоток виски. – Ведь все казалось таким обнадеживавшим. Помню, как десять лет назад глаза и у израильтян, и у палестинцев светились надеждой. Все были уверены, что из страны навсегда ушли насилие и война. Но, напротив, все обернулось лишь новыми терактами. А, вслед за ними, и новыми израильскими армейскими операциями. Никогда это не прекратится. Вероятно, действительно, все дело в том, что обе стороны и не хотят договариваться, а ведут переговоры только для вида, надеясь в конечном итоге все-таки именно победить».

В Газу Алексей Константинович выбрался только в августе. Лето проскочило как-то почти незаметно. Работы было не так уж и много, поскольку после формирования нового правительства в политической жизни Израиля наступило некоторое затишье. Так что можно было посвятить много времени встречам с друзьями.

Панов несколько раз ездил в Нетанию и общался с Марком и Далей. Соня на этих встречах не присутствовала, поскольку была занята работой в редакции одной из русскоязычных газет, куда ее в июле взяли в штат. И Алексей Константинович про себя четко сделал вывод, что родители девушки о его любовной связи с ней ничего не знали и даже не подозревали.

Сама же Соня буквально врывалась в квартиру Панова по субботам и требовала к себе исключительного внимания. И, прежде всего, секса, который по несколько часов заполнял дни их свиданий. Требовала девушка еще и вкусной еды, хорошего питья и вообще всего того, что, вероятно, на ее взгляд, должен был дать молодой женщине любовник в годах.

Они продолжали много говорить о политике. И, прежде всего, об израильско-палестинских переговорах, на которых, вопреки недавним ожиданиям, как израильтян, так и палестинцев, четко обозначался становившийся с каждым днем все более глубоким кризис. По мнению Сони, хотя встречи между представителем израильского премьера адвокатом Гиладом Шером и руководителем палестинской делегации на переговорах Саибом Арикатом и продолжались, какого-то видимого прогресса они не приносили. Девушка даже была уверена, что израильтяне и палестинцы придерживались совершенно различных взглядов на проблемы мирного урегулирования. А поэтому все беседы между Шером и Арикатом в иерусалимской гостинице «Царь Давид» напоминали диалог двух глухих. То есть они друг друга не слышали.

Примерно такую же оценку положению дел на переговорах дала при встрече и Азиза Масри. Как показалось Панову, она была рада его появлению в Газе, но при этом он не мог отделаться от впечатления, что палестинка на него за что-то сильно обижена.

Они снова долго гуляли по набережной, мимо красивых многоэтажных гостиниц и почти завершенного к тому времени комфортабельного пляжа с гигантскими водными горками. Зашли в небольшой рыбный ресторанчик, где Алексей угостил Азизу креветками. Он предложил девушке еще и выпить пива, но она категорически отказалась.

В то время пиво, как и более крепкие спиртные напитки, в Газе еще продавались. Причем не только в клубе ООН, где по вечерам собирались иностранцы, но и в городских ресторанах. Уже позже, примерно года через два, употребление алкоголя попало под полный запрет. Так распорядилось руководство ХАМАС, все больше прибиравшее к своим рукам власть в секторе.

Но в тот августовский день Панов пил пиво «на виду у мусульман», причем совершенно спокойно, без оглядки на то, что это может кому-то не понравиться. Азиза ела креветки, запивала их «кола-колой» и, казалось, по мере их общения, глаза девушки становились менее колючими, чем они были сразу после встречи.

– Да, ты прав, Алекс, – говорила Азиза. – Мне тоже кажется, что палестинцы и израильтяне говорят на переговорах на разных языках. Но все же не мы осложняем переговоры. Это израильтяне сейчас отказываются выполнять уже заключенные соглашения.

Девушка была четко уверена, что, например, согласно подписанному в октябре 1998 года соглашению Уай-Плантейшн, Израиль должен освободить 750 заключенных-палестинцев, находящихся в израильских тюрьмах. Прошлый премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху уже освободил 250 человек. Однако лишь сто из них относились к категории «политических заключенных», а, согласно израильской градации, к «преступникам, обвиняемым в преступлениях в сфере безопасности». Остальные же 150 были обычными уголовниками. И несколько дней назад адвокат Шер сообщил Арикату о решении правительства «не менять критериев» в вопросе об освобождении палестинцев. Конкретно это означало, что из пятисот заключенных, которых власти Израиля намеревались выпустить из тюрем на этот раз, по крайней мере половина снова будут уголовники. Арикат категорически отклонил подобный подход, указав, что, с точки зрения палестинцев, согласно соглашению Уай, Израиль должен освободить еще 650 именно «политических заключенных», среди которых уголовников быть не должно. Палестинская делегация в знак протеста тогда вообще покинула зал переговоров.