— Круто, — сказала я.

Чупа-чупсина постояла немного и свалилась. Я решила, что на этом фокус закончен, но как бы не так. Вася опять запихнул ее в рот и опять приклеил.

— Вась, ты с ума сошел? Зачем ты грязную конфету в рот берешь? Хочешь, чтобы у тебя живот заболел?

— Ничего, мам, у нас все так делали сегодня, и ни у кого живот не болел.

— Как вы делали?

— Ну, слюнявили и приклеивали к партам.

— Совсем уже?

— Почему совсем?

— И кто это придумал?

— Не помню, может, Антон, а может, Лиза.

— И как на это отреагировала Светлана Александровна?

— Как, как? А то ты не знаешь. Она сказала, чтобы все парты мыли.

— И что, мыли?

— Я — нет.

— Почему?

— Потому что у меня парта чистая была. Я же домой чупа-чупс принес.

— Значит, ты не приклеивал?

— Нет. Я смотрел. А лучше всего знаешь к чему приклеивается?

— Ну…

— К тетради. Антон к своей прилепил. Мы эксперимент проводили. Как научники.

— Ученые, — автоматически поправила я.

— Ну да. Настя прилепила к юбке — тоже хорошо. А Лиза — к рюкзаку. Только они потом плевались. Шерсти наелись, когда облизывали.

— О Господи. Вам там заняться больше нечем?

— Почему нечем? Для тебя, кстати, тоже есть занятие.

— Какое же?

— Сменку мою помыть. Учительница по рисованию велела.

— А что со сменкой?

— Достань и посмотри.

Мешок и кроссовки стали красные.

— Что это?

— Правда, на кровь похоже? — Вася обрадовался, что его обувь произвела на меня впечатление.

— Краска, что ли?

— Ну, мама, как ты догадалась?

— У вас сегодня изо по расписанию, чего тут догадываться? Ты что, ногами рисовал?

— Нет, руками. Просто Дима случайно опрокинул свою краску мне на кроссовки.

— А почему в краске штаны и свитер?

— Мама, ну что ты все почему да почему спрашиваешь? Мне надоело рассказывать. Что тут непонятного? Мы играли в футбол. Я был вратарем. Как я мог поймать банку с краской и не испачкаться, ты мне скажи? Как такое возможно?

— Да… Кого хоть рисовали? — спросила я, глядя на синее пятно на листе бумаги.

— Птицу, кажется, — ответил Вася, внимательно посмотрев на свой рисунок.

— Ты рисовал синюю птицу — символ счастья?

— Мама, ты иногда как Настя бываешь, даже глупее. При чем тут счастье? Объяснил же — красная краска на футбол пошла, осталась синяя. Не белой же ее рисовать.

— Красиво, — похвалила сына я, — а где у нее хвост, а где голова?

— Мама, пораскинь мозгами, где ты тут птицу видишь? Это я с пола краску вытирал. А рисунок учительница забрала.

«Понедельник — день тяжелый». Муж в один из понедельников произнес эту сакраментальную фразу, и Вася потребовал объяснений. Почему тяжелый? Почему именно понедельник? Мы объяснили. Вася кивнул и теперь каждый понедельник подтверждает эту истину. Мало того что вставать после выходных тяжело, так еще первым уроком стоит физра. Это еще можно было бы пережить, если бы не лыжи. Дело в том, что Вася еще с вечера стал готовить почву:

— Мама, я ведь занимаюсь спортом?

— Занимаешься.

— Ты же знаешь, что я хожу на горные лыжи.

— Знаю.

— Тогда объясни, зачем мне еще одни лыжи?

— Ты не хочешь идти на урок в школе?

— Ну наконец догадалась!

— Давай утром решим. Вдруг у вас в зале будет. В зал пойдешь?

— Пойду. А кто решает, когда на улице, а когда в зале?

— Учитель.

— Это как ему захочется?

— Нет, если снега нет, или дождь идет, или холодно, то в зале. А если погода хорошая, то на улице.

Весь вечер Вася клацал пультом от телевизора.

— Вася, мультиков сейчас нет, выключи, — просила я.

— Я не могу. Мне нужно знать, будет ли завтра дождь, ветер и холодно.

Прогноза погоды, как назло, не было. Посмотрела в компьютере. Около нуля. Ветер. Сказала сыну.

— Ну и что это значит?

— Не знаю. Учитель решит.

— Получается, как ему захочется… Вот интересно, а если ему хочется, а нам, ученикам, нет. То что?

— Ничего. Он же учитель.

— А мы человеки.

Утром меня разбудили. Мужчины выясняли отношения.

— Не-е-е-е-т! — кричал Вася, увидев в коридоре свою лыжную экипировку.

— Что случилось? — перепугался муж.

— Не пойду на лыжах! Мама сказала, что их не будет!

— Лыж не будет? — спросил у меня муж.

— Не знаю. Я же не физрук. Я бы не пошла. — Я села в постели, надеясь, что, когда они уйдут, лягу опять.

— Так, Вася, берем лыжи, если будете в зале, я отнесу домой.

— Я не понимаю! Ничего не понимаю! — стонал ребенок.

— Вася, в чем вообще проблема? — не понимал муж. — Опаздываем!

— Проблема-а-а-а! Не хочу-у-у-у! Не могу-у-у! — Вася зарыдал уже натурально. — Как я пойду-у-у-у?

— Пойдешь в лыжном костюме, если не будет лыж, я все заберу, — сделал еще одну попытку муж.

— Аа-а-а-а! — Вася стоял у входной двери и бил по ней лыжным ботинком. Звучало это так: «А-а-а, у-у-у, бум-бум, а-а-а, бум».

— Маша, вставай и сама с ним разбирайся! — зашел ко мне в комнату муж. Надежда лечь испарилась.

— Васенька, ты только на лыжи не хочешь или вообще в школу не хочешь? — спросила я.

— Что это вообще за разговоры по утрам?! — закричал муж, размахивая лыжной палкой.

Дальше мы с Васей шептались под звук ударов ботинком по двери.

— В школу хочу, мне на лыжах неинтересно. Холодно и ноги не ходят. Идешь по кругу, а зачем — непонятно, — хлюпал ребенок.

— Ладно, иди так, в классе посидишь, договорились? Будешь через раз прогуливать, ладно? Сегодня прогуляешь, а в следующий раз пойдешь.

— Мама-а-а-а! — уже радостно взвыл сын. — Обещаю! Буду прогуливать через раз.

— Ну вы вообще… — Муж от возмущения выронил палку.

Ушли. Муж вернулся, скрипя зубами.

— Все дети с лыжами, одни мы — без, — сообщил он мне с порога, — учительница была очень недовольна, что Вася остался в классе. Мне было так стыдно! Как ты можешь? А что будет потом? Он вообще все прогуливать начнет? Что из него вырастет? Как он в институт поступит?