Утром первым уроком физра. На лыжах. Так уж совпало, что первые в этом сезоне. Я еще с вечера решила, что смотреть на эти утренние сборы-уходы не буду. Прикинусь спящей. Но все подготовила — выставила с вечера в коридор два пакета с соками, пакет с чупа-чупсами, лыжи, палки, ботинки…

— Он что, пойдет в лыжных ботинках? — удивился муж.

— Нет, давай я ему положу сменку и сапоги на обратную дорогу. Еще положу специальный лыжный костюм, помимо верхней одежды. Интересно, в чем он пойдет на лыжах, а в чем вернется… — съехидничала я.

— И как я все это понесу — лыжи, палки, сок?

Этот вопрос я отнесла к разряду риторических.

Утром муж возвращался дважды — сначала за палками, потом за сменкой. Я не удержалась и смотрела из окна, как они идут. Сонный, еле плетущийся Вася, которого портфель клонил к земле — муж туда догадался положить чупа-чупсы. Ногами ребенок скреб по земле — лыжные ботинки я купила ему на два размера больше. И собственно муж, роняющий то палки, то пакеты с соком.

— Осторожно! — закричала я с тринадцатого этажа, когда муж наклонился поднять палку и лыжами чуть не выколол глаз идущему сзади ребенку с мамой. Но та мама тоже не промолчала. Ее даже я на тринадцатом этаже услышала:

— Да что вы делаете, мужчина! Что ж вы ему палкой в глаз тыкаете? А если я вашему тыкну? Как же можно лыжи без мешка носить? — Мамаша тоже несла палки и лыжи, аккуратно упакованные концами в мешочек, как из-под сменки.

— Ну что? — спросила я, когда вернулся взмыленный муж.

— Отвел, угощения положил рядом с его партой.

— А почему не разложил по столам?

Другой бы обматерил, а мой интеллигентно обозвал дурой.

Я, конечно, обиделась, нацепила куртку и пошла на балкон — смотреть, как проходит физра. Школьный стадион у нас виден куском из окна, а с балкона — целиком.

Физрук отобрал у всех палки — очень вовремя, я сразу успокоилась, но зачем он их отобрал — непонятно. Дети выстроились в шеренгу и потопали гуськом по стадиону. Без лыжни и без палок. Мне кажется, что это тяжело, хотя я и с палками недалеко бы ушла.

Детишек было жалко. Бедные — ковыляют, размахивая руками, по кругу. Никакого веселья. Два мальчика вырвались вперед. Третий — Антон — стал нагонять. Вася шел четвертым. Антон наконец догнал второго и упал прямо на товарища. Второй взмахнул руками в попытке зацепиться, схватил за куртку первого, и они дружно свалились, намертво переплетясь лыжами. Вася врезался в эту гору с торчащими лыжами, следом наскочил еще кто-то. Дети лежали и даже не делали попыток расплестись. Первый лыжник дал Антону в бок кулаком, думая, что это второй. Антон обиделся и пнул первого, попав Васе по спине. Так они друг друга и мутузили.

«Где же физрук, куда он смотрит?» — подумала я и высунулась с балкона поглубже. На лыжне на расстоянии нескольких метров друг от друга лежали дети в ярких комбинезонах. По-моему, Настя лежала на спине, задрав к небу лыжи, и ловила ртом снежинки. А Лиза, наоборот, лежала на животе, сложив лыжи юртой, и плакала. Еще одна девочка тоже упала вперед, но не плакала, а подперев подбородок руками, весело качала ногами, как будто она на пляже лежит. Физрук коньковым ходом подъезжал к лежащему ребенку, хватал под мышки, ставил на лыжню и спешил к следующему упавшему. Настя постояла для приличия немного, дождалась, когда физрук примется распутывать клубок из четырех лыжников, и опять легла на снег. К ней подъехал Федя, остановился и что-то спросил. Настя что-то ответила. Федя лег рядом и тоже уставился в небо. А потом подъехал физрук и поставил обоих на ноги. Они стояли, задрав головы к небу. Расцепленные ребята к тому времени кинулись обгонять друг друга на лыжне — кто первый — и пошли на третий круг. Круги, кстати, становились все меньше и меньше. Наконец до Антона дошло, что можно не бежать, а постоять, пока другие бегут. Он так и сделал. Когда до Васи дошло, что Антон его обхитрил, он не стал бить друга, а подошел к физруку и сказал, что «он уже все». Те, кто «всё» или устал, как плачущая Лиза, снимали лыжи и играли в догонялки. Настя с удовольствием ела снег.

— Вася пришел первый! — крикнул физрук и засвистел в свисток.

Антон от такого коварства упал в снег лицом и стал зарываться, как сапер. В результате его обогнал мальчик и пришел вторым, срезав, правда, кусок лыжни, на которой лежал Антон.

Что было дальше, я не знаю. Надеюсь, что Вася откупился чупа-чупсами. Кстати, он пришел домой злой, бросил с грохотом лыжи в коридоре и сказал, что больше на физру на улице не пойдет.

— Почему?

— Потому что мы как дураки по кругу бегали, — объяснил Вася, — это не-ин-те-рес-но. Я буду на свои, горные, лыжи ходить.

— Вася, но горные — это секция, а беговые — уроки.

— Ну и что?

— А то, что уроки нельзя прогуливать, как секцию.

— Лучше бы наоборот.

— А чего ты такой злой? Из-за лыж?

— Нет, из-за Дениса.

— А при чем тут Денис?

— При том, что он упал на уроке вместе со стулом и партой в проход. И нам задали целых две страницы по математике доделывать.

— Не поняла, какая связь…

— Ну, мама, что тут непонятного? Один за всех и все за одного. Денис упал, а мучаются все. Только я пока не понял, почему так несправедливо все придумано.

— Ну, потому что вы дружный класс, потому что одному Денису было бы обидно делать две страницы… может, он случайно упал.

— Мама, ты говоришь без выражения.

— Это как?

— Ой, без выражения — это про другое. Ты говоришь невыразительно, то есть неубедительно. А Денис всегда падает. На третьем или четвертом уроке. Только обычно без парты.

— И что, лежит?

— Да, лежит.

— И что, в прошлые разы вас не наказывали, а в этот наказали?

— Да, в этот раз он не просто упал. Он других первоклассников повалил.

— Весело у вас там.

— Да уж. Пять минут веселья, а потом весь вечер математику делать.

— А ты знаешь, что случилось? — спросил вернувшийся из школы сын.

— Что?

— Нам теперь нельзя приносить в школу чупа-чупсы.

— Почему?

— Понимаешь, сегодня был день рождения у одной девочки, я забыл, как ее зовут. Она тоже принесла всем чупа-чупсы.

— Повезло вам.

— А ты знаешь, что они как клей?

— Нет, не знаю.

— Сейчас покажу.

Вася полез в портфель и достал чупа-чупсину. Сдернул обертку, засунул в рот, за одну щеку, за другую, вытащил и приклеил к своему столу.

— Круто? — посмотрел он на меня.