Общий ход войны, крупные операции на суше и на море Андрей знал, обучаясь в училище. Что-то в голове осталось, а сейчас жалел, что не учил подробно. То, что Туапсе не сдадут, помнил. Кабы знать, что попадёшь на эту войну, вызубрил бы. Но кто знает свою судьбу? Никому не дано.

На катер из города вернулся в пропылённой форме, злой.

Немцы летом 1942 года вели наступления на двух направлениях. Одно – через Дон к Волге, к Сталинграду. Если падёт город, и немцы перережут эту крупную водную артерию, то сразу решат две задачи – не дадут русским нефть, которая шла с бакинских месторождений в цистернах через Каспий на плаву, влекомых буксирами. А дальше шли нефтеналивными баржами или железной дорогой. И второе – захвата Сталинграда ждали союзники Германии, пока соблюдающие нейтралитет – Япония и Турция. Они бы вступили в войну, если бы немцы взяли Москву. После поражения вермахта решили выждать.

Вторым направлением главного удара был Кавказ. Операцию назвали «Эдельвейс». Захват Кавказа давал возможность получить качественную грозненскую и бакинскую нефть, выход к Ирану, к богатым нефтяным месторождениям. А после Ирана следующей целью была Индия. Для воюющей страны нефтепродукты – как кровь для любого живого организма. Германия остро нуждалась в бензинах. Румыния не могла поставить нужного объёма, немцы из силезских углей синтетическим путём получали бензин, но качество его было посредственным. Такой бензин поставлялся для наземной техники. А румынский шёл только для авиации.

Решить операцию «Эдельвейс» должна была группа армий «А» под командованием генерал-фельдмаршала Листа. Он имел в конце июля в своём подчинении 500 тысяч военнослужащих, 600 танков и САУ, 4,5 тысячи пушек и миномётов.

Оборона Кавказа была возложена на С. М. Будённого, бывшего в царской армии унтер-офицером. Он располагал 200 тысячами бойцов и командиров, 120 танками и двумя тысячами пушек и миномётов. И полки были сильно потрёпаны, многие отходили из-под Ростова.

Насыщенность немецких армий авиацией создавала проблемы нашему флоту. Пройдут тральщики фарватеры, уберут мины, а следующим днём с самолётов немцы сбрасывают новые донные мины на парашютах и надо тралить снова. Если тральщиков не хватало, либо не заметили постановку мин, бывало и подрывались суда. У транспорта после взрыва мины шансов удержаться на плаву не много. В мине не одна сотня килограммов взрывчатого вещества, дыру в днище, а чаще в борту проламывают большую, площадью 8–12 метров квадратных. Вода в больших объёмах поступает в корпус. У боевых кораблей он разбит на отсеки, поступает вода через пробоину в один отсек, но другие целы и корабль на плаву. На грузовых судах трюмы огромные, переборок нет, шансов остаться на плаву нет. На крупных боевых кораблях днище делается в два-три слоя из броневой стали с промежутками между слоями. Пробит миной один слой, но воду держит следующий и корабль на плаву. Но если пробоина всё же появилась, заводят так называемый пластырь, то есть кусок брезента на пробоину с наружной поверхности борта, крепят верёвочными растяжками, ограничивая поступление воды. И малым ходом, чтобы не сорвало пластырь, откачивая воду насосами, судно ползёт к ближнему порту.

После тральщиков наступает черёд «охотников». Слушают фарватер и около, не притаилась ли в глубинах подводная лодка, зачастую делают контрольное бомбометание малыми глубинными бомбами. Если подлодка есть, утопить или отогнать подальше. Ни один командир субмарины, слыша взрывы глубинных бомб, не будет дожидаться, когда взрывом будут нанесены повреждения, снимется с позиции и малым ходом, чтобы не шуметь, уйдёт.

Вот и катер Андрея, выполняя боевой приказ, очищал фарватер к северу от Туапсе, к Новороссийску. Половина малых глубинных бомб сброшена, один стеллаж пуст. Развернулись, стали сбрасывать ещё партию. За кормой ухают взрывы, вода фонтаном бьёт. Глушёная рыба всплывает, особенно при первых взрывах. Иной раз, когда позволяло время и обстановка, забрасывали небольшую сеть, поднимали на борт улов. Если везло, то рыба крупная и общий вес килограммов десять-пятнадцать. Рыбу сразу на камбуз. Свободные от вахты чистили, потрошили, варили уху или жарили. Прибавка к фронтовому питанию знатная. И сытно и вкусно. А то получалось занятно, воюют на море, а рыбы не видят. С началом войны немногочисленные рыбацкие суда переделали в тральщики, установив на палубе пулемёты, снабдив параванами для траления.

Рыбаков, подпадающих по возрасту и здоровью, зачислили в Черноморский флот. И рыба, как продукт питания, почти исчезла с прилавков и столов. А если была селёдка, то тихоокеанская, где боевых действий ещё не было.

До берега недалеко, два-три кабельтова, дело к вечеру, но ещё светло. Боковым зрением заметил Андрей движение на берегу. Повернул голову – никого. Но не почудилось же? Есть! Не показалось. Боец в маскировочном костюме перебежал от камня к камню. Странным показалось. Зачем бойцу вести себя скрытно на своей территории? Да и наш ли боец? Такая мысль сразу в голову пришла. Надо разобраться. Тревогу поднимать преждевременно, за паникёрство можно и под трибунал угодить. В сорок первом сколько бойцов расстреляли за трусость и паникёрство? Загудел недалеко от позиции мотор, кто-то в крик – танки! И вот уже бегут с позиций, ибо танкобоязнь была великая. Да и как не бояться, если с танками бороться нечем? Гранат нет, противотанковые ружья появились только осенью, артиллерии катастрофически не хватает, как и снарядов.

Развернул катер, подошёл к берегу поближе. Вроде никого не видно. Поблизости населённых пунктов нет. Учения? Вызвал боцмана. После Андрея он второй по старшинству. Боцман – это должность, а по званию он старшина второй статьи, о чём свидетельствуют звёздочки с золотой окантовкой над узкой полоской на левом рукаве.

– Зинченко, бери пятерых моряков, обязательно с личным оружием. Осторожно осмотри берег. То ли показалось, но вроде видел я бойца в маскировочном костюме. Чего бы ему здесь прятаться? Сам возьми автомат.

Для бойцов на катере карабины, автомат ППД для командира. Боцману он сейчас нужнее. Зинченко отобрал людей, вооружил. Катер подошёл к берегу, группа десантировалась. На всякий случай за носовой ДШК Андрей пулемётчика поставил.

Моряки на берегу цепью рассыпались, полосой метров в сто от уреза воды пошли вглубь. И почти сразу очередь. Не Зинченко стрелял, у ППД звук другой. Чужой!

– Помазков! Видишь кого-нибудь, кроме наших?

– Было шевеление какое-то.

– Прочеши очередью! Только в наших не попади.

Выстрелы у ДШК мощные, а очередь и вовсе оглушает. Пулемётчик дал одну очередь, другую. На берегу хлопнул взрыв гранаты. Плохо, что у моряков гранат не было. Берег вверх поднимается, камни, ситуация непонятная. Ясно, что немцы там, но сколько? Впрочем, могли быть и дезертиры. И могли отстреливаться, чтобы не захватили. Тогда военная контрразведка или НКВД, а конец один – трибунал и расстрел.

Нет, не дезертир, потому как автомат немецкий. Наш ППД или ППШ частит, а немецкий МР 38/40 имеет темп стрельбы меньше. О, да там не один человек, сразу два автомата стали бить. На вспышки выстрелов стал стрелять пулемётчик с катера. Андрей поставил катер к берегу бортом. В таком положении могут вести огонь обе пушки и оба пулемёта. К пушкам встали комендоры, за пулемёт сам Андрей. Почти половина экипажа на берегу и он как командир несёт за них ответственность. И лучше расстрелять часть боезапаса, чем кого-то из моряков ранят или убьют. Из пушек стреляли осколочными. По камням получалось неплохо. Камень – известняк довольно непрочный, при попадании пули или снаряда разлетается на отломки, которые поражают не хуже осколков. А пулемётные очереди не давали немцам головы поднять. Малейшее движение – и туда очередь или снаряд. Натуральный бой вышел. Немцы не выдержали, один встал, поднял руки, за ним ещё двое. Моряки подошли, держа оружие наготове. Оказалось – группа немецкая имела пять человек. Командира группы и рядового убило. Группа оказалась разведывательной, имела рацию, собирали сведения о наших тылах в преддверии наступления.