Девица Зинаида надеялась встретить на собрании того парня, с которым познакомилась на слете молодых агрономов. Он из соседнего хозяйства и сегодня приедет обязательно, может, даже и выступать будет. Надо Зинке так сесть, чтобы он ее увидел. Его звать Андрей. А она-то, идиотка, назвалась Ларисой. Зачем?! Красивое, как ей казалось, имя «Лариса» она придумала «на выход», для знакомств. Зина уж больно простое. И что теперь делать, если он к ней обратится?

«Ладно, как-нибудь выкручусь!» – подумала Зинаида, с удовольствием примеряя новую вязаную шапку.

Вдова Игнатиха, мать двух взрослых дочерей, также питала надежды на собрание. К слову сказать, никакая она не вдова: многие помнят, как Игнат в полном здравии оставил ее с двумя маленькими дочками и отбыл в неизвестном направлении, прихватив себе в попутчицы молодку из соседнего поселка.

Сейчас дочерям было: одной – двадцать семь, другой – тридцать лет.

Хотелось матери хотя бы Нюську, которая моложе, выдать замуж… Да, они у нее неказистые, но ведь на каждый товар есть купец! С другого села будет много народа. А вдруг там ее судьба?

– Надевайте самую дорогую одежду! Нечего ее в шкафу мариновать!

Игнатиха посмотрела на одну, затем на вторую девицу и не выдержала:

– Что же вы у меня такие неприглядные? В кого только пошли? Глядите на меня, свою мать! Я была красавица!.. Да и сейчас еще ничего, – добавила она после паузы.

Между прочим, девицы Нюся и Варвара как две капли воды были похожи на мать. Костистые, с крупными, в форме сливы, носами, мать и дочери мало чем отличались друг от друга. Но Игнатиха думала по-другому:

– В папашу своего вы пошли. Вот в кого! Уж до чего паскудная рожа, а кобель тот еще был!

Когда не было посторонних, вдова резала правду-матку. Посмотрев на себя в зеркало и манерно поправив платок на голове, Игнатиха окончательно утвердилась в своем мнении:

– А ваша мать – красавица!

Девицы, особенно Нюська, усердно начали наряжаться на вечер в клуб. Старшая Варвара с удовольствием приколола к берету брошку, подаренную когда-то крестной. Нюська с завистью смотрела на сестру, плаксиво жалуясь матери:

– Мам, а что я прицеплю на шапку? Мне Варькина брошка очень к лицу!

Вдова, делая ставку на младшую, в приказном порядке распорядилась:

– Варушка, дай на сегодня брошку Нюсе!

Варвара обиженно воскликнула:

– Это почему же?!

– Дай, говорю тебе! – значительно молвила Игнатиха.

Поскольку руководила в доме мать, девицы подчинялись ей беспрекословно. Поэтому старшая засопела и бросила брошку на стол. Нюська с чувством превосходства стала примерять ее на свою шапку.

* * *

Помещение клуба было битком набито. Заняли все скамейки. За столом сидело начальство – приезжее и местное. Будущий агроном Зинаида (она училась заочно) чуть припозднилась и с трудом нашла место на лавке рядом с толстой бабкой Глашей. Сидеть было неудобно: с одной стороны – стенка, с другой – Глафира, которая еще до начала собрания начинала похрапывать. Но за столом напротив сидел знакомый Андрей, его было хорошо видно. Ее он тоже, кажется, заметил, поэтому девушка, смирившись с неудобствами, так и осталась рядом с Глафирой.

Вдова Игнатиха флагманом проплыла по проходу, ведя за собой Нюську и Варвару. Нюська время от времени жеманно трогала рукой брошку на своей шапке. Варвара, пытаясь скрыть досаду на лице, старалась улыбаться. Увидев на скамье незнакомых приезжих мужчин, Игнатиха стала решительно рассаживать между ними дочек.

Всюду слышалось лузганье семечек. По проходу спешили опоздавшие, перегукиваясь:

– Сватья Наталя! Идите сюда, я заняла для вас место!..

Затем председатель постучал карандашом по графину с водой, требуя внимания. Сидящие зашикали друг на друга, и в конце концов воцарилась тишина. Первым взял слово бухгалтер. Он сыпал цифрами, сравнивал показатели прошлого года с текущим… Мужчины с галерки не выдержали, крикнули:

– Ты, Антон Захарыч, скажи, на каком месте наше хозяйство? А эти цифры мы все равно не запомним!

Узнали, что вышли по району на пятое место. А если учесть, что всего восемнадцать хозяйств, так очень даже неплохо.

Выступающие сменяли друг друга, но внимание к ним поубавилось. Еще интенсивнее стали лузгать семечки. Шепот сменился сначала тихим, потом громким разговором. Зал зажил своей жизнью. Девушки хихикали, переглядываясь с парнями. И только Зинаида тихо маялась, прижатая к стенке мощным плечом бабы Глаши. Начинала жалеть, что вообще села, лучше бы постояла. Вон сколько молодежи стоит вдоль стенок! Глафира между тем положила голову на плечо Зине и храпела так, что сил не было… И даже самые высокие показатели вряд ли бы ее разбудили!

Правда, с этого места хорошо было видно Андрея. Он даже сочувственно ей улыбался, когда храп соседки раздавался слишком громко. Все это время Зинаида судорожно придумывала, как объяснить парню свой дурацкий вымысел с именем Лариса…

«Извинюсь и прямо скажу, что звать меня – Зинаида!»

Приняв окончательное решение, девушка повеселела, повернулась в сторону храпевшей соседки и даже чуть подтолкнула ее плечом, чтобы удобнее сесть. От толчка храп Глафиры оборвался на самой высокой ноте. И на какую-то минуту в зале повисла тишина. Поднявшийся для доклада бригадир Степан Павлович никак не решался ее нарушить, потому как речь, которую он репетировал вчера дома перед женой, требовала выкриков, громких реплик… А тут вдруг – безмолвие. Пока бригадир в растерянности искал глазами жену Татьяну на предмет подсказки, баба Глаша в это время издала гулкий, непристойный звук, от которого сама же проснулась и удивленно спросила:

– А что такое?

Взоры всех были прикованы к Зинаиде и Глафире. Девушка с пунцовым лицом безнадежно пыталась отодвинуться от бабы Глаши и показать свою непричастность к произошедшему, но смогла только плотнее вжаться в стенку. Тем не менее, пытаясь донести истину к сидящим в зале, девица воскликнула:

– Тетя Глаша, вы воздух спортили!

Отдохнувшая Глафира пребывала в благодушном настроении, поэтому кротко посоветовала:

– То спорть и ты!

Зинаида, хватая ртом воздух и все еще надеясь спасти положение, продолжала:

– …Да еще так громко, на весь клуб!

На что баба Глаша резонно заметила:

– Ты молодая, у тебя еще громче получится…

Последние слова Глафиры потонули в диком хохоте окружающих. Безнадежно махнув рукой, сел на свое место бригадир, так и не начав доклада. Председатель судорожно стучал карандашом по графину, потом поменял карандаш на пробку от графина (она потяжелее), но все равно ничего не было слышно. Собрание было закончено, о чем председатель буквально прокричал, чтобы его услышали хотя бы в передних рядах.