— Мне надо поспать, покурить и поесть кебаб. Не пить спиртного. Нет, правда, я бросил. Знаю, что это вредно, но я, типа, совсем не понимал, насколько это еще и опасно. Ой, опять звонят из кафе. Я должен срочно пойти и забрать этих чумазых деток. Они будут сниматься в каком-то эпизоде у Малу, так что нужно их немного подкрасить.

— Эллен! — услышала она голос с другой стороны редакционного помещения.

Они с Филиппом оба обернулись.

Это был Джимми, стоявший в дверях монтажной.

— Можешь подойти на секунду?

— Всего-то одно словечко, — прошептал Филипп, улыбаясь. — Увидимся!

Эллен пошла в сторону монтажной. Там было темно, светились только несколько мониторов.

Джимми закрыл за ней дверь.

— Что-то еще? — спросила она, и ей вдруг стало не по себе. Она ждала, что он что-нибудь скажет, но Джимми лишь молча притянул ее к себе.

Сперва она намеревалась запротестовать, но внезапно ослабела, ноги не слушались ее. Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая его запахи.

Джимми крепко обнял ее, и ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал. Он поцеловал ее в макушку.

В дверь постучали, и он мгновенно отпустил ее.

Она словно очнулась ото сна. Внезапно опустился занавес — вернее, поднялся.

Открыв дверь, Джимми беседовал через порог с кем-то из коллег. Эллен не поняла, о чем речь. Голова все еще сладко кружилась.

— Я должен идти, — проговорил он и вышел, оставив ее одну в монтажной.

Опустившись на один из стульев в монтажной, Эллен уставилась на мониторы перед собой — все они были в спящем режиме, на них крутилась заставка, напоминая о том, что она сама топчется на одном месте.

В кармане завибрировало, и Эллен достала телефон.

Голос Каролы звучал холодно и официально.

— Я хочу, чтобы вы призвали жителей Стентуны и окрестностей к осторожности.

— Призвать к осторожности? — скептически переспросила Эллен. Неужели Карола и вправду думает, что все так просто — достаточно просто позвонить по телефону, чтобы по телевидению передали нужное ей сообщение.

— Мы хотели призвать женщин, живущих в этой местности, проявлять бдительность до выяснения обстоятельств.

— Подожди-ка, — начала Эллен. — Почему женщины должны бояться из-за того, что вы, полицейские, не делаете свою работу? Что, они должны сидеть дома, потому что Лив Линд убили? Все должны склонить голову перед насилием? Мне кажется, это неправильный подход.

Карола молчала.

Эллен удивило, что Карола просит их выйти в эфир с такими морально устаревшими призывами. Поначалу та казалась ей более современно мыслящей. С другой стороны, у каждой из них есть свой работодатель, которого нельзя сбрасывать со счетов. И у Эллен было маловато материала для вечернего выпуска. Иногда у нее возникала мысль пойти на работу в медиацентр полиции. Они понятия не имеют, как отвечать на действия словами — и их посыл часто имел нежелательный эффект. А журналисты вроде нее тут же начинали поносить их на всех углах — еще неизвестно, что хуже.

— Знаешь, я понимаю, что ты имеешь в виду. Извини, что я так погорячилась. Просто мне не нравится, что женщины будут бояться. Можем ли мы помешать им жить обычной жизнью?

Карола фыркнула.

— А что такое по-твоему «обычная жизнь»? Им мешает насилие, а не мы. Мир — не счастливый остров, где все добрые и все будет замечательно, если только сам будешь относиться к другим хорошо. Пожалуйста, не будь такой наивной. Убийство Лив Линд доказывает, что страх, к сожалению, оправдан.

— Вы выступали с аналогичным предупреждением в связи с убийством футбольного болельщика? Рекомендовали мужчинам оставаться дома?

— Точно не знаю, поскольку я не занимаюсь тем делом, но предполагаю, что да. Мы постоянно работаем над тем, чтобы искоренить такого рода насилие. Сколько бы мы ни говорили о нормах и гендерной педагогике, возникает ощущение, что все меняется слишком медленно, согласна. Насилие присутствует во всяких отношениях, вне зависимости от пола. Но поскольку Лив Линд еще и изнасиловали, на этот раз мы хотим обратиться с предупреждением именно к женщинам.

Эллен сидела, уставившись на мониторы.

— Так это означает, что Лив убил не ее партнер?

— Мне кажется, нет ничего странного в том, чтобы попросить людей быть бдительными, пока мы, полицейские, не выяснили все обстоятельства. Знаешь что, напиши мне по электронной почте, если у тебя еще остались вопросы по поводу нашего призыва к осторожности.

Эллен сочла, что Карола исчерпала все свои аргументы.

— Прости, что я это говорю, но ты журналистка, и по понятным причинам не знаешь всех подробностей расследования, — продолжала Карола. — Сегодня во второй половине дня у следователей появилась новая версия. Я не хочу, чтобы ты предавала это огласке, это может помешать ходу следствия.

— Что за версия?

Эллен схватила ручку, лежавшую на столе, и перевернула оставленную кем-то бумажку с тайм-кодами.

— Мы обнаружили, что в этой местности в последние месяцы происходили и другие нападения на женщин. Больше я ничего не могу сказать.

Эллен вздохнула.

— Ну, знаешь ли…

— Я переговорила с сестрой Лив Линд — она готова встретиться с тобой завтра.

— Что? Да вы спятили!

Крик Беа резанул по ушам, напомнив Александре то время, когда Беа была младенцем и мучилась коликами в животе.

— Стало быть, неправда, что ты создала вымышленный профиль в «Инстаграме» и издевалась над девочкой в интернете? — спросила она, сохраняя спокойствие и тщетно пытаясь встретиться взглядом с Патриком, чтобы он помог добиться от дочери правды. Но он сидел, уставившись в стол, как всегда, предоставив ей бороться в одиночку.

Им только что позвонил учитель, который рассказал, чему подвергли девочку Беа и ее подружки, — судя по всему, это был не первый случай. Проблема началась еще в пятом классе, когда Беа перестало нравиться ходить в школу. В седьмом ее перевели в специализированный класс, и все пошло под откос. Теперь она общалась с другими ребятами, у которых имелись те или иные проблемы, и вместе они окончательно потеряли уважение к окружающему миру. Александра пыталась убедить учителей перевести Беа в какой-нибудь другой класс, но они отказывались. Никто не хотел видеть ее у себя на уроке, они утверждали, что она будет мешать другим ученикам, в чем, вероятно, были правы, однако Александра восприняла это как предательство со стороны школы по отношению к ней и к дочери. Что теперь делать, она не знала. Несколько раз Александра сама подумывала о том, чтобы сообщить о Беа в социальную службу, однако понимала, что с большой вероятностью это приведет к обследованию всей семьи.