А когда он укладывает меня на кровать в моей комнате, на ту самую, в которой я спала всего однажды — в первую мою ночь в его доме — приподнявшись на локтях, я с трепетом и восторгом слежу за его действиями — неспеша раздевается, словно давая мне возможность хорошенько рассмотреть или… передумать.

Он красивый. Широкоплечий, загорелый… На груди полоса чёрных волос сужается к животу и спускается, чуть расширяясь, к боксерам. Антон неторопливо и аккуратно складывает джинсы и носки на спинку кресла, стоящего у окна, выпрямляется, и я вижу, как топорщится тонкая ткань трусов. И со стыдом слежу, как он стягивает их, обнажая стоящий практически вертикально член…

И вот тут мне становится страшно! Вот эта огромная штука как-то должна поместиться во мне! Вспоминается прочитанное где-то или услышанное о боли, которая неизбежно бывает в первый раз. И я уже не хочу. Из всех моих желаний — трогать его, касаться смуглой кожи, целовать, чувствовать, осталось только одно желание — нежности его я все еще хочу, но секса — нет!

И когда он опускается рядом, готова сбежать к Алику! И сбежала бы, особенно почувствовав прикосновение горячей, твёрдой плоти к бедру! Только Антон каким-то образом понимает мое состояние. Он поворачивает мое лицо к себе, заставляя смотреть в глаза, и говорит:

— Передумала?

Прикрываю глаза ресницами, подтверждаю его догадку, дико смущаюсь — мысли так и крутятся вокруг его члена и того, что он может им мне сделать. Сейчас скажет, что я поступаю по отношению к нему некрасиво…

— Если хочешь, можешь уйти, я не буду принуждать, — говорит, а сам чертит подушечкой пальца линию по моему лицу, по нижней губе, по шее, ключице, ниже-ниже, едва касаясь… Притрагивается к груди под тонкой тканью пижамы, останавливается на напряженном соске, потирает вершинку еле ощутимо.

Смотрю в его лицо. Он следит за собственными действиями. Сосредоточенный взгляд, хмурая морщинка на лбу между широкими черными бровями, привычная щетина на скулах и подбородке, и эти губы… нижняя чувственная, резко очерченная, выпуклая… Я ее только что касалась своими губами! Не могу оторваться — смотрю на его рот, как завороженная, подрагивая от становящихся все более смелыми прикосновений.

Антон

Хочу эту девочку. Это не бешеная безумная страсть, которую испытал во время первого прикосновения к ней там, в прихожей, внизу, и которую с огромным трудом сумел сдержать, перебороть. Это желание-боль, ноющее не только в теле, а где-то под сердцем, в груди. Хочу ее трахать, вбиваться каменным членом в тугую влажную плоть. Хочу взять ее сейчас — такую трепетную, подрагивающую от прикосновения моего пальца к твердому камешку соска… Разорвать зубами тонкую ткань футболки и впиться, как животное, в мягкую розовую плоть, кусать, всасывать глубоко в рот сосок, всю грудку упругую, нежную… Хочу забыться с нею… Могу с нею забыться.

Но проглатываю стон вместе со своей похотью. Интуиция буквально вопит о том, что опыта у девчонки мало, что грубость и дикая, несдержанная страсть могут испугать ее! Замечаю взгляд, остановившийся на моих губах, не могу сдержать улыбку — целоваться хочет девочка! Оставляю в покое грудь. Медленно, глядя в глаза, наматываю ее косу, как мечтал уже давно, на кулак, чуть тяну, заставляя приподнять голову. Намекаю, что нежным и скромным любовником не умею быть и не буду. Даю шанс понять это и сбежать — предупредил ведь, что не стану принуждать, но если согласится, жалеть не буду! Но она то ли не понимает намека, то ли не хочет убегать. Она тянется к моим губам! Как мотылек на огонь, ей-Богу!

Языком обвожу контур губ, языком скольжу в приоткрывшийся ротик, языком потираюсь о ее зубки, трогаю шелковистую влажность. Целоваться с нею — это не прелюдия, нет! Целоваться с нею — это чистый кайф. Толкается в ответ своим язычком. Пытается повторить за мною. Впускаю, позволяю ей. Юркий язычок облизывает мою нижнюю губу, самым кончиком касается верхней. Открываю глаза. Смотрит! Наблюдает за мною. И тут же зажмуривается, встречаясь со мной взглядом.

Смешная девочка. Ни на кого не похожая. Чистая девочка. Но главное о ней я не понимаю ни в этот момент, ни тогда, когда оставляю в покое её рот и спускаюсь, покрывая легкими поцелуями нежную белую шейку, плечико, оголившееся в широкой горловине футболки. Не понимаю потому, что бывало уже в моей жизни, проходили, знаем — с виду девочка-цветочек, а на деле стольких через себя пропустила, что пособие можно писать. Это сейчас мода такая — неопытность демонстрировать, притворяться неискушенной… Злюсь на себя — какое мне до всего этого дело! Вот же она — считай, сама ко мне пришла! Бери и пользуйся! Но думаю даже сейчас! И, самое главное, убить ее готов за то, что уже кому-то принадлежала…

Резко задираю футболку, освобождая себе доступ к груди. Разглядываю, удивляюсь её смущению — надо же какая скромница, в первую секунду даже дергается, чтобы прикрыться! Стоячие упругие холмики с розовыми горошинками напоминают мне, что она молода, так безумно молода… а я нет! Не понимаю, зачем она сейчас со мною, почему не с кем-то из сверстников! И мысль эта царапает сознание — о сверстниках рядом с ней думать неприятно.

Чтобы избавиться от этих мыслей, склоняюсь к её груди. Обхватываю ладонями обе, чуть сжимаю их и облизываю соски. Она не дышит. Совершенно! По очереди ласкаю грудки и все жду вдоха, даже боюсь, что задохнется… Прикусываю твердую вершинку и Агния, наконец, судорожно втягивает воздух. Хочет меня. Просто хочет, поэтому и ждала, когда вернусь… Секса всем надо — и мне, и ей, видимо, тоже…

Заставляю приподняться и стягиваю с неё футболку, отбрасываю её куда-то. Она не ложится, сидит, неловко уместив ладони на коленях. По очереди укладываю её руки к себе на грудь, тянусь к губам — стараюсь не торопиться, хотя самого уже трясет от желания! Трогает, исследует, словно впервые мужика перед собою видит, как будто никогда никого вот так… Чертит линии, особо останавливается на бицепсе, притворяясь, что гладит татуировку, а сама вдавливает подушечки в мышцу — понимаю, бабам нравятся мои мускулы… Но тот факт, что именно ей нравится — приводит меня в неистовство! И пугать не хочу, надо ей дать привыкнуть ко мне, и сдержаться уже не в состоянии, и так слишком долго терплю! Последний шанс ей даю, пока могу:

— Раздевайся сама, — голос неожиданно хрипит, удивляя меня самого и, наверное, пугая её.

Но она подчиняется! Неловко тянет вниз, просунув под резинку большие пальцы, шортики. Как зверь в охоте, затаив дыхание, напрягшись всем телом, слежу за тем, как оголяется белая нежная кожа, аккуратный треугольник русых волос между ног… Жмет в руке штанишки — не знает, что с ними дальше делать.

Опрокидываю на подушку, раскидываю стройные ножки широко в стороны. Открывается передо мной, как цветок — розовая, красивая… Притрагиваюсь к ней пальцами — влажная, скользкая… Целую соски, ласкаю горошинку клитора. Наблюдаю за ней. Лицо отвернуто в сторону, выбившиеся из косы волосы упали на щеку. Но мне все равно видно, как приоткрылся рот, как быстро и поверхностно она дышит. И плоть под моими пальцами — жаркая, скользкая от её соков, которые размазываю по бархатным складочкам. Не могу удержаться от пошлости: