– Кто же это тебе, интересно, такое наговорил? – ощетинилась Надежда.

– Моей Ирке Танька Коноплева рассказала, она к нам летом с мужем приезжала.

– А она-то откуда знает?

– Ага, не отпираешься, – захохотал Шурик и налил Надежде еще вина. – Ладно, выпей, а мне хватит. Если просишь – расскажу. – Он устроился поудобнее и продолжил: – История криминальная была, но, к счастью, все обошлось. Какие-то мерзавцы украли из нашего музея одну из лучших икон – Спаса Нерукотворного. Московская школа, XV век. Наверняка гастролеры, потому что ни у кого из местных не поднялась бы рука на эту святыню. К счастью, закончилось все благополучно, икона нашлась.

– Нашлась? – переспросила Надежда.

– Именно. Я случайно знаю подробности дела, потому что Костя Винтиков, майор, который занимался этой кражей, мой, можно сказать, родственник, Иркин двоюродный брат. Так что информация из первых рук.

Вот что там произошло. Как задним числом установило следствие, злоумышленники проникли в музей поздно ночью. Как им это удалось, осталось неизвестным. Сигнализация была на всех дверях и окнах, но она почему-то не сработала. Пробравшись в зал, где хранилась бесценная икона, грабители сняли ее со стены.

Вынести ее из музея ночью они не смогли или не решились и спрятали до утра в кладовке, где музейная уборщица тетя Глаша держала свои ведра, щетки и прочий инвентарь. Видимо, преступники рассчитывали прийти в музей на следующий день и каким-то образом вынести икону за пределы здания.

Но в их планы вмешался случай.

На следующий день тетя Глаша поругалась со своим сожителем Василием и явилась на работу рано утром, причем в самом отвратительном настроении. Заглянув в свою кладовку, она увидела завернутую в холстину доску и тут же набросилась на проходившего мимо заместителя директора Аристарха Неплюева.

Неплюев уже обнаружил исчезновение бесценной иконы, принял двойную дозу валидола и теперь шел к директору, чтобы сообщить ему о катастрофе и обсудить первоочередные меры. Он нисколько не сомневался, что всю вину взвалят на него, и теперь гадал, чем все закончится: посадят его пожизненно или суд ограничится двадцатью годами строгого режима.

– Снова ко мне в кладовку всякую дрянь сваливают! – кричала тетя Глаша закаленным в скандалах голосом. – У меня не помойка! Лень вам свое старье до мусорки дотащить, бросаете где ни попадя! А я старый человек и вся насквозь больная! И я не какая-нибудь, чтобы за вами прибираться! У меня есть свои обязанности, а что сверх – за то должны сверхурочные платить!

– Отвяжись, тетя Глаша, не до тебя, – отмахнулся от уборщицы Неплюев, который пребывал на грани обморока и совершенно не желал разбираться в проблемах уборщицы.

– Что значит отвяжись? – визжала тетя Глаша, вцепившись в лацканы Аристарха. – Что значит не до меня? Я, между прочим, тута тридцать лет работаю! Когда тебя еще в помине не было! А если я простой, неученый человек, так это еще не значит, что можно меня… мной… пренебря… пренебрегать!

Выговорив трудное слово, тетя Глаша победно уставилась на несчастного Аристарха.

У Неплюева резко заболела голова. Он понял, что уборщица от него так просто не отстанет и что лучше потратить на нее две минуты, чем терпеть ее вопли.

Он зажмурился, шагнул в кладовку и проговорил голосом христианского мученика, которого столкнули в ров со львами:

– Что здесь у вас?

– А вот, барахло какое-то! – тетя Глаша сунула ему в руки доску. – Доска какая-то растресканная да размалеванная! Сами ее на помойку выносите, а я старый человек, мне свои ноги жалко!

Неплюев открыл глаза. И тут же закрыл их, думая, что у него зрительная галлюцинация.

В его руках была та самая икона «Спас Нерукотворный», исчезновение которой уже привело его не только на грань нервного срыва, но и на грань гипертонического криза. Икона, из-за которой он считал свою научную и административную карьеру безнадежно загубленной, больше того – ожидал, что в ближайшие дни будет арестован за хищение в особо крупном размере.

Убедившись, что это действительно икона, а не галлюцинация, Аристарх обнял тетю Глашу и закружил ее по кладовке, высвистывая на радостях вальс «На сопках Маньчжурии».

Тетя Глаша решила, что Неплюев неожиданно свихнулся, но на всякий случай попросила у него прибавки.

– Вот такая история случилась в нашем музее, – закончил Шурик свой рассказ. – И финал у нее, на радость всему городу, счастливый. Злоумышленников, правда, не поймали, но бесценная икона благополучно вернулась на свое законное место.

– Чушь какая! – в волнении Надежда перестала выбирать выражения. – Ты меня за дуру полную держишь, что ли? Икону украли, спрятали в кладовке – ясно же, что кто-то из сотрудников виноват. Сигнализацию опять же отключили. Всех перешерстить, кто последний уходил, охрану потрясти…

– Да сделали все это, сделали, – отмахнулся Шурик. – Вроде у всех сотрудников алиби. А сигнализация, конечно, там была плохонькая, не как в кино показывают: лучи лазерные, датчики движения и все такое. Директора музея за это, понятно, взгрели. Для посетителей вход закрыт вечером, а на служебном входе такая тетка сидит – поперек себя шире. Она как встанет в проходе – никак ее не обойти, лучше всякого прибора работает. Но как раз в тот день ковырялись сантехники в подвале, вполне мог кто-то из них сигнализацию отключить и икону со стены снять. А вот вынести из музея никак не могли – тетка-рентген насквозь просвечивает. Ничего удивительного, что злоумышленник до утра спрятал икону.

– Не в подвале, а в чулане у уборщицы, потому что туда сотруднику незаметно зайти легче, – подхватила Надежда. – Кто-то пришел бы рано утром, икону вытащил и вроде как выскочил: «Ой, утюг дома забыла выключить!» Ее и пропустили бы. Икона большая? – деловито спросила Надежда.

– Вот такая примерно, – Шурик показал руками.

– Сейчас дамские сумки большие, такая запросто поместилась бы. А тут уборщица раньше времени приперлась…

– Ага, она и к сроку-то никогда не являлась: вечно у нее то колено ломит, то голова, то поясница.

– Благодарность должны ей выдать и денежную премию, – поддакнула Надежда.

– Насчет благодарности не знаю, а зарплату ей вроде прибавили, – рассмеялся Шурик. – А почему ты считаешь, что обязательно женщина в этом замешана? Там, конечно, среди сотрудников женщин больше…

– Да так, – уклонилась Надежда, хотя она совершенно точно знала, кто должен был вынести икону наутро после кражи.

Вера Мельникова, здесь и думать нечего. Как уж ее бандиты на это уговорили – неизвестно. Скорее всего, согласилась на криминал от полной безысходности. Муж бросил, квартиру пришлось продать, денег нет, из родных тоже никого не осталось, поддержать некому – хоть в петлю лезь. Вот она и сделала свой выбор. Только ничего не вышло: случай помешал, уборщица не вовремя на работу явилась. Тогда Вера и уволилась из музея от греха подальше. Или начальство музейное что-то заподозрило и велело ей увольняться, чтобы скандала не было.