– Но как приблизить это блестящее будущее? Где найти средства, чтобы объять необъятное? Обручение ли, война ли, возведение плотины или собора – на все нужны деньги. Даже выполнение самых мелких поручений требует подчас значительных сумм. Королевская казна опустошена, мои финансы тоже не бесконечны. Нечего и думать о том, чтобы обложить налогами дворянство и духовенство, – нас быстро свергнут: сначала меня, предложившего подобную реформу, а потом и Людовика. Что же – искать средства у народа, у самой Франции? Вытягивать жилы, забирать последнее? Внушать, что это для их же блага, для того, чтобы спасти их на западе от англичан, на востоке – от австрийцев, на юге – от испанцев? Справедливо ли это? Об этом ли я мечтал, возвращаясь в Париж в двадцатом году? Ради этого ли сейчас не сплю ночами?

Ну что ж, я мог бы напомнить ему о дворце в Анжене, который кардинал задумал построить на зависть всем, и в первую очередь – королю. Я мог бы напомнить о драгоценностях, хранящихся в его особняке на Королевской площади, об украшениях, которые в эту самую минуту изготавливались для него самыми лучшими ювелирами. О золоте, которое шло на подкуп судей и на оплату прихотей особ, пользующихся благосклонностью Ришелье.

Мог бы, но не стал, поскольку сейчас, сию минуту, кардинал во внезапном порыве искренности и сам верил в то, что говорил. К тому же, надо отдать ему должное, он и впрямь никогда не забывал о нуждах народа. Впрочем, мне-то что за дело? Станет больше нищих и бродяг вдоль дорог – станет больше пищи для Лёлю и Малыша, для Беатрис и всех тех, кто вынужден ограничивать себя рамками Великого Договора. Что же касается внешней политики и укрепления влияния Франции в Европе – мне от этого не было ни холодно, ни жарко. Наверное, мне было бы приятно жить здесь, осознавая, что я – сын самого могущественного государства. Но извечный голод мне это осознание уж точно не заглушит.

– Монсеньор, раз уж ваше высокопреосвященство сами заговорили о справедливости… – И я поведал ему те причины, которые послужили Рошфору поводом отказаться от брака с мадемуазель де Купе.

Кардинал нахмурился и начал что-то отвечать мне, но тут я отвлекся, поскольку где-то в недрах Лувра произошел выплеск Силы, причем достаточно мощный, чтобы встревожиться. Я наскоро обвел другим взглядом пространство вокруг.

Везде, во всех помещениях, где бы ни находились, дозорные Иные пришли в движение. Я поспешил заблокировать двери, сам при этом оставаясь на балконе – в случае опасности я смогу подхватить кардинала и сбежать из дворца по воздуху. Хотя уверен, моему внучатому племяннику вряд ли такой способ понравится.

Однако пока непосредственной опасности не ощущалось: где-то по коридорам бегали стражи порядка обоих оттенков, шарахались в стороны праздные Иные низких рангов, настороженно оглядывались и принюхивались те, кто посильнее. Последовало несколько вспышек в глубине этого чудовищного лабиринта – кто-то использовал сильные заклятия. Становилось все интереснее и интереснее, однако покинуть кардинала и разведать, что же там творится, я не мог.

Меж тем в кабинете проявилось сразу двое дозорных – Темный и Светлый. Вероятно, это была смена тех, кому выпало нынче приглядывать за Ришелье. Ни одна значимая персона не оставалась без присмотра со стороны Дозоров; за королем, королевами и первым министром велось скрытое круглосуточное наблюдение. Я неоднократно сталкивался с этими «телохранителями» и пару раз даже беседовал с ними по душам, разделяя сферы наших взаимодействий, однако ни разу еще угроза жизни и благополучию Ришелье не сводила нас вместе, по одну сторону. Я надеялся, что и теперь – не тот случай.

Дозорные, убедившись, что первый министр под моей личной охраной, вновь ушли в Полумрак и переместились в приемную. Там один из них применил простенькое заклинание – и все находящиеся в очереди на аудиенцию вельможи внезапно вспомнили о неотложных делах за пределами Лувра. Хм… Все может быть куда серьезнее, чем показалось мне минуту назад. Тьма меня задери! Я по-прежнему не собирался покидать балкон, но мне требовалось понять, что же происходит! Отсюда, фактически из-за пределов Лувра (так как мы были отделены от коридоров дворца не только внутренними перегородками кабинета, но и толстой каменной стеной, с внешней стороны которой располагался наш балкон), мне было не разглядеть деталей. И поэтому я начал спешно искать, кем можно было бы воспользоваться, пока еще не все разбежались под воздействием дозорных заклятий.

Магия вампиров сильно отличается от магии Иных. Магам проще: у них на каждый случай припасено воздействие. Мы же не творим заклинаний в привычном смысле этого слова. Взять человека или Иного под полный контроль мы можем, только используя Зов. В остальных случаях контроль на большом расстоянии не будет совершенным (а это значит, что мы не получим представления и о десятой доли того, что происходит у человека в голове, что он видит и слышит вокруг себя, о чем думает), и человек сохранит достаточную свободу действий. Однако сейчас мне как раз требовался кто-то, чей мозг не будет задурманен Зовом. Сложность заключалась в том, что сумбурные передвижения людей и Иных в недрах дворца не давали мне возможности сосредоточиться на ком-то одном. С такого расстояния для удачного воплощения моего замысла требовалась или хорошо изученная аура, или хорошо знакомая кровь. Конечно же, я сомневался, что здесь бродит кто-нибудь, кого я когда-то высушил. Тысяча чертей, это был бы действительно забавный финт!

Тем удивительнее было ощутить в мельтешении теней знакомый аромат.

Я не сразу разобрался, чья это кровь, я просто обрадовался, что нашел крючок, зацепку, за которую можно ухватиться. Потянув за тонкую ниточку запаха, я постепенно переместил часть своего сознания в голову молодого, судя по всему, человека. Человек этот, озираясь по сторонам, старался сохранить хладнокровие, хотя я чувствовал, что ему, как и многим другим вокруг, хочется побыстрее покинуть здание. Я заставил мужчину наклонить голову, чтобы я мог при помощи его глаз удостовериться, что на перевязи у него висит шпага. Что ж, в случае чего носитель частички моего сознания сможет постоять за себя. Если, конечно, он умеет достойно пользоваться оружием, а не носит его как деталь изысканной одежды.

Я не мог без вреда для его сознания заставить его направиться к приемной первого министра, но вызвать интерес к этому помещению я все-таки умудрился: молодой человек, положив ладонь на эфес, зашагал туда, откуда все остальные стремились уйти. И только теперь я с удивлением узнал своего носителя – им оказался виконт д’Армаль-Доре! Видимо, запаха от той царапины, что я оставил кончиком шпаги на его брови, оказалось достаточно, чтобы теперь мой организм признал его кровь. Оставаясь частично в его голове, смотря по сторонам его глазами, я и сам продолжал с балкона осматриваться сквозь La Pénombre, и постепенно кусочки мозаики стали занимать положенные им места.

Как и в любом здании, в котором располагаются представители власти, в Лувре было несколько помещений, охраняемых людьми с особым тщанием. Помимо личных покоев короля, королевы и Марии Медичи к таким помещениям относились и рабочие кабинеты перечисленных особ, а также апартаменты принцев и принцесс, министров, личных секретарей, некоторых советников и наиболее приближенных персон. Приглядывали за казной и архивом, за кухней и конюшней. Я не знал, что за инструкции у дозорных на случай, когда какого-нибудь фаворита решит убить завистник или фанатик из числа людей. Наверное, буде установлено, что человек не находится под магическим воздействием (а это можно определить практически сразу, если вспомнить о средствах, которыми располагают Дозоры), такого человека даже не тронут – пусть идет и вершит свое черное (или благое, это уж как посмотреть) дело. И если обыкновенный казначей решит похитить значительную часть серебра из королевских сундуков – Иные ему тоже вряд ли станут препятствовать. Со всеми этими преступлениями должны справляться мушкетеры и швейцарцы.