Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты что, у них вроде вожатого? — спросил Мурат.
— Вроде того…
— Они обычно двух мужиков посылали. Охранника и воспитателя. Еще врачиху обязательно. А у вас, смотрю, все в одном флаконе.
— Да нет, врач у нас есть. Она в автобусе, — сказал Глеб.
— А ты не похож на педагога. Наверняка, как Чингиз, имел дело с военными.
— У тебя, смотрю, глаз-алмаз, — пожал плечами Глеб.
— Я здесь не первый год. Опыт.
— А что, Чингиз из военных? — спросил Глеб.
— Да не просто из военных. Он в горячих точках воевал. Потом военным психологом работал…
— Военным психологом? — удивился Глеб.
— Именно.
— Интересно, — покачал головой Глеб и спросил: — А вы с ним давно работаете?
— Да уже третий год.
— И что, каждый раз вы детей на таком автобусе возите? — поинтересовался Глеб.
— Да нет, — покачал головой Мурат. — Обычно мы возили детей на микроавтобусе. Но его на прошлой неделе взорвали.
— Кто взорвал? — насторожился Глеб.
— Таджикские мальчики… — пожал плечами Мурат.
— Это кто еще такие? — спросил Глеб.
— Да таджики никак со своими кланами не разберутся. То один клан права качает, то другой. И все вроде народу жизнь счастливую обещают. А внутри у таджиков вообще неразбериха. Деньги есть — ума не надо. Оружие закупают и стреляют. По-моему, сами уже запутались, кто за кого воюет. Туда и миротворцев посылали, и переговоры вели. Ничего не помогает. Хуже, чем на Кавказе.
— А при чем здесь мальчики?
— У теперешней таджикской оппозиции, похоже, новая программа. Собирают детей и натаскивают их, смертников готовят. А у нас на дорогах у них что-то вроде репетиций. Выходит мальчик с поясом шахида на теле, голосует, вроде как просит подвезти. Останавливается машина. А он взрывается. Сам себя взрывает или кто-то его взрывает через мобильник — неясно. Взрывчатка гадкая. Гексоген и болты, шурупы, металлическая стружка разная. Поражает, ранит людей очень сильно.
— Так, а почему ваши силовые органы бездействуют?
— Да кто их знает! Может, кому-то выгодно, чтобы эти мальчики на дорогах взрывались. Дестабилизация как-никак. Значит, власть слабая. Значит, власть менять нужно.
— Но они же где-то этих мальчиков готовят?..
— Говорят, в лагерях. И не только у себя, но и у нас, — сказал Мурат и добавил: — Узнать, в каком лагере они этих мальчиков готовят, практически невозможно. Беженцы и беженцы. Все под эгидой гуманитарной миссии. А если еще говорят, что там дети сироты, все вообще слезу пускают.
— Но правительство как-то контролирует этот процесс?..
— У нас здесь думали, что после революции тюльпанов все честно будет. А получилось, что просто клан новый власть захватил. И опять везде родственники. На всех постах то сын, то брат, то сват. А простому человеку как жилось, так и живется. Никак. Откуда мы знаем, сколько кому таджикские экстремисты заплатили, чтобы свои делишки проворачивать. Как проверишь, они голодным сиротам помогают выжить или террористов-самоубийц готовят? Вот вы из Москвы детей везете. А как проверишь, может, вы тоже из них экстремистов готовить собираетесь.
— А Чингиз всегда такой? Резкий? Ты его хорошо знаешь? — спросил Глеб, почувствовав, что парень готов пойти на откровенность.
— Да я его мало знаю. Мое дело маленькое — привез, отвез и все, — сказал Мурат, и Глеб почувствовал, что он вроде как напрягся.
— Он всегда детей сопровождает?
— Да. Те группы, что из Москвы, — всегда.
— И что, он в лагере живет?
— Да.
В это время появился Чингиз. За ним несколько парней тащили какие-то ящики, упаковки минеральной воды, палатки.
— Эй, ребятня, — скомандовал Чингиз, — давайте помогайте! Мурат, присмотри за ними. А мне еще кое-куда нужно заскочить.
— Пойду помогу, — сказал Мурат, затушив сигарету. — Обычно мы продукты отдельно возим. А тут в один рейс хотят уложиться. Ну и правильно. Чего такой автобус пустым гонять!
— А что, там, на Иссык-Куле, магазинов, что ли, нет? — удивился Глеб. — Так далеко продукты возите?
— Да всего там хватает! — махнул рукой Мурат. — Это просто витамины, добавки какие-то, вода особенная. Чингиз говорит, рублевские все особенное едят. Чингиз с какими-то фирмами договаривается. Вода и та из Китая.
— А вы сами-то эту воду пьете?
— Нет, я принципиально ничего китайского и не ем и не пью. Я уверен, что они нас всех потравить хотят.
— Зачем? — пожал плечами Глеб.
— А их много расплодилось, а жить негде. Вот они нас всех потравят своими продуктами, а сами на наше место заселятся, — вполне серьезно заявил Мурат.
— Ну а как же дети? — спросил Глеб. — Детей же в лагере этим поить и кормить собираются…
— Ну, это пусть Чингиз разбирается. У него связи даже в Москве есть. Он знает, что делает.
— Так Чингиз у вас — большой человек? — спросил Глеб.
— Еще какой большой! — не скрывая гордости, заверил Мурат и, понизив голос, добавил: — Говорят, он родственник самого Султана.
— Какого Султана? — спросил Глеб.
— Султана-сына, — сказал Мурат, будто разговор шел не меньше, чем о царской династии, представителей которой все обязаны знать в лицо. — Султан теперь всю курортную зону курирует. А Чингиз поставками туда занимается. И людей, чтобы отдыхали, и продукты поставляет. Выгодный бизнес.
Когда начали загружать в автобус коробки и упаковки с водой, Глеб тоже хотел было пойти помочь, но, заметив, что товар остался без присмотра, он подошел к одной из поставленных для погрузки коробок, и осторожно приоткрыл крышку, достал оттуда пластмассовый флакончик с какими-то китайскими иероглифами и положил его в карман. При этом он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Подняв глаза, он обнаружил, что за ним из окна автобуса наблюдает Лиза.
Эта девушка была отнюдь не проста. Во всяком случае, ему так показалось, а своей интуиции он привык доверять, Лиза определенно ехала в лагерь не только для того, чтобы оказывать первую помощь и давать таблетки от головы.
Подойдя к дверям автобуса, Глеб подключился к тем, кто грузил коробки.
— О, вода какая-то прикольная. С иероглифами! — сказал Вадик, подавая упаковку с водой Черному, который принял ее в автобусе.
— Китайская, наверное, — предположил Черный.
— Заныкай нам там парочку. На дорогу, — попросил Вадик.
— Уже! — ответил Черный. — Сейчас испробуем!
Когда Глеб вошел в автобус, Лиза, которая устроилась у окна, позвала его:
— Глеб, идите сюда!