Гаучосы полагают, что божеством считается самое дерево; но мне представляется гораздо более вероятным, что его рассматривают лишь как алтарь[99]. Единственную причину такого выбора я усматриваю в том, что дерево служит ориентиром в опасном пути. На огромном расстоянии видна Сьерра-де-ла-Вентана; один гаучо рассказывал мне, что, когда он однажды проезжал с индейцем в нескольких милях к северу от Рио-Колорадо, индеец принялся испускать те самые громкие крики, какие обычно они издают, завидев вдали дерево; при этом он приложил руку к голове, а затем указал в направлении Сьерры.

На вопрос о причине индеец ответил на ломаном испанском языке: «Увидел Сьерру». Приблизительно в двух лье от этого любопытного дерева мы сделали ночной привал; гаучосы своими рысьими глазами высмотрели какую-то злополучную корову, пустились за ней во весь опор и через несколько минут приволокли ее на своих лассо и зарезали. Итак, у нас оказалось налицо четыре предмета первой необходимости для жизни «en el campo» [в поле]: пастбище для лошадей, вода (правда, из грязной лужи), мясо и топливо. Гаучосы были в приподнятом настроении от того, что мы нашли всю эту роскошь, и вскоре мы принялись за бедную корову. То была первая ночь, которую я провел под открытым небом, причем постелью мне служило рекадо.

В независимой жизни гаучосов есть возвышенная прелесть – в любое мгновение можешь осадить коня и сказать: «Здесь мы проведем ночь». Мертвая тишина равнины, сторожевые собаки, группа похожих на цыган гаучосов, расположивших свои постели вокруг костра, – все это прочно запечатлелось в моей памяти, и я никогда не забуду картины этой первой ночи.

На следующий день местность оставалась все такой же. Птиц и зверей здесь мало. Изредка увидишь оленя или гуанако (дикую ламу); из четвероногих чаще всего встречается агути (Cavia patagonica)[100]. Это животное играет здесь роль наших зайцев. Однако во многих существенных отношениях оно отлично от указанного рода: например, на задних ногах у него только по три пальца. Кроме того, оно примерно вдвое крупнее и весит от 20 до 25 футов (от 9 до 11 кг). Агути – подлинный обитатель пустыни; два или три агути, быстро скачущих один за другим напрямик через пустынные равнины, – обычная здесь картина. К северу они встречаются до самой Сьерра-Тапальгуэн (37°30' широты), где равнина сразу зеленеет и становится более влажной; южная граница их распространения лежит между бухтой Желания и бухтой Сан-Хулиан, где характер страны остается неизменным.

Любопытно, что, хотя так далеко на юге, как в районе бухты Сан-Хулиан, агути в настоящее время не встречаются, капитан Вуд в своем рассказе о путешествии 1670 г. говорит, что их там было множество. Какая причина могла изменить пределы распространения такого рода животного в обширной, необитаемой и редко посещаемой стране? Далее, из того, сколько настрелял их за один день капитан Вуд в бухте Желания, явствует, что их там должно было водиться гораздо больше, чем в настоящее время. В местах, где живет вискаша, агути пользуется ее норами; но там, где, как в Байя-Бланке, вискаши нет, агути роют себе норы. То же самое происходит и с маленькой пампасской совой (Athene cunicularia), которую так часто описывают стоящей подобно стражу у входа в нору: в Банда-Орьенталь, где вискаши нет, она вынуждена сама выкапывать себе жилище.

На следующее утро, по мере приближения к Рио-Колорадо, вид местности начал изменяться; вскоре мы вышли на покрытую травой равнину, которая своими цветами, высоким клевером и маленькими совами походила на пампасы. Далее мы миновали обширное грязное болото, которое летом пересыхает, покрываясь коркой из различных солей; поэтому его называют салитраль. Оно было покрыто низкорослыми суккулентными растениями, такими же, какие растут на побережье. Колорадо в том месте, где мы переправлялись через нее, имела лишь около 60 ярдов в ширину, вообще же она, должно быть, почти вдвое шире. Река очень извилистая и окаймлена ивами и тростниковыми зарослями; говорят, что расстояние до устья реки по прямой 9 лье, тогда как по течению – 25.

Переправляясь в челноке, мы были задержаны несколькими огромными табунами кобыл, плывшими по реке в глубь страны, вслед за отрядом войска. Никогда не видал я зрелища более комичного, чем эти сотни и сотни голов, вытянувшихся в одном направлении, с навостренными ушами и раздутыми храпящими ноздрями; выступавшие над водой головы казались огромной стаей каких-то земноводных животных. Конина – единственная пища солдат в походе. Это создает большие удобства в смысле передвижения, ибо расстояние, на которое можно перегонять лошадей по этим равнинам, совершенно поразительно: меня уверяли, что ненавьюченная лошадь может проходить сотню миль за день в течение многих дней подряд.

Лагерь генерала Росаса был разбит у реки. Он представлял собой прямоугольник, образованный фургонами, артиллерией, соломенными шалашами и пр. Солдаты были почти все конные, и мне кажется, что никогда еще до сих пор не существовало армии столь мерзкой и разбойничьей. Большая часть солдат была какой-то смешанной породы – смесь негритянской, индейской и испанской кровей. Я зашел к секретарю предъявить свой паспорт. Он принялся допрашивать меня самым важным и таинственным образом. К счастью, у меня было рекомендательное письмо от буэнос-айресского правительства[101] к коменданту Патагонеса.

Это письмо отнесли генералу Росасу, который прислал мне очень любезный ответ, и секретарь вернулся, расплываясь в улыбке и рассыпаясь в любезностях. Мы расположились в ранчо, т. е. хижине, занятного старика испанца, участвовавшего в походе Наполеона против России.

На Колорадо мы пробыли два дня; делать мне было почти нечего, потому что местность вокруг представляла собой болото, которое летом (в декабре), когда на Кордильерах тают снега, заливается рекой. Главным моим развлечением было наблюдать за индейскими семьями, приходившими, чтобы купить всякую мелочь в том ранчо, где мы остановились. Говорили, что у генерала Росаса около шестисот индейцев-союзников. То были стройные, красивые люди; но впоследствии мне пришлось увидеть, как у дикарей Огненной Земли холод, недостаток пищи и меньшая цивилизованность преобразили эти черты, сделав их отвратительными.

Некоторые авторы, определяя основные человеческие расы, разделили этих индейцев на две группы, но это, безусловно, неправильно. Среди молодых женщин, или, как их называют, чина, некоторые даже заслуживают того, чтобы их назвать красавицами. У них жесткие, но черные и блестящие волосы, которые они заплетают двумя косами, спадающими до пояса. На лице у них играет румянец, а глаза сверкают; ноги и руки малы и изящны; на лодыжках, а иногда и вокруг талии красуются широкие повязки из голубых бус. Нет ничего интереснее некоторых индейских семейных групп. К нашему ранчо часто подъезжала мать с одной или двумя дочерьми верхом на одной лошади.