Свое знание пираты использовали, чтобы демонтировать систему и отстроить ее заново в совершенно другом виде. Они перевернули известный им мир и сделали пиратские суда полной противоположностью торговым. Таким образом им удалось создать нечто, поддерживавшее в людях бодрость духа, целеустремленность и увлеченность, а также помогающее полностью проникнуться миссией и ценностями пиратского промысла. Как пишет Маркус Редикер: «У пиратов был сильный дух коллективизма, они всегда были готовы объединяться, как на море, так и в порту, даже если до этого не знали друг друга».

Что представляла собой эта новая система? Созданный пиратами мир, их новый порядок, полностью противоположный порядкам регулярного торгового флота, был основан на таких принципах, как совместная собственность, равенство и демократия. За черепом и костями скрывались люди, которые хотели благополучия, здоровья, богатства и справедливого отношения к большинству. Взломав существующее положение вещей, они создали демократическую систему самоуправления, которая порождала взаимное доверие, порядок и сотрудничество в той степени, которая делает пиратские корабли восемнадцатого века продвинутыми, хорошо налаженными и успешными организациями.

На основе уставов каперов и флибустьеров (ранние виды пиратов, которые действовали по заказу государства против кораблей его противников) пираты писали собственные конституции, служившие общей основой управления.

По описанию «летописца пиратов» того времени капитана Чарльза Джонсона: «Пираты создали устав, который подписывали и которому присягали… для лучшей сохранности их общества и справедливого отношения друг к другу…» Такие конституции формировались демократическим путем и требовали единогласного одобрения до начала любой экспедиции. Каждый моряк мог решить, готов ли он принять документ или пойдет своим собственным путем.

Для тех времен это было совершенно невиданным явлением. Питер Лисон в книге «Невидимый Крюк: Тайны экономики пиратов» пишет: «За десятилетие до того, как британская монархия в последний раз отказалась дать королевскую санкцию[37], за столетие до принятия Континентальным конгрессом Декларации независимости[38], и почти за 150 лет до того, как нечто подобное произошло во Франции (1789) и Испании (1812)[39], эти мореходы-отщепенцы использовали демократические формы правления».

Капитан или вожак команды избирался демократическим путем. Чтобы обеспечить разделение власти на корабле и во избежание злоупотреблений, пираты создавали интендантскую службу, которая занималась дисциплинарными вопросами, снабжением, компенсациями за увечья, премированием за особое старание и уместными наказаниями.

Интендантом назначали самого доверенного моряка, но наибольшей властью на корабле обладал общий совет, в который входили все до единого члены команды корабля. Этот совет имел безусловное право смещать капитана и интенданта, и любое его решение было непреложным. Он регулярно собирался для принятия таких решений, как распределение провизии или атаковать или не атаковать цель. Каждый пират на борту имел право голоса практически по любому важному для предприятия вопросу.

Такая полная перестройка отношений, существовавших на торговых судах, означала, что на пиратском корабле реальной властью является его команда. За исключением ситуации сражения, голос командира корабля был обычным голосом в ряду остальных. «Они всего лишь позволяют ему быть капитаном с условием, что могут и сами стать капитанами над ним», – замечал Чарльз Джонсон.

Питер Лисон и другие отмечают плоскую шкалу выплаты вознаграждений, призванную минимизировать материальное неравенство, способное погубить все дело. Распределяя награбленное более или менее поровну, пираты создавали заинтересованную команду, проникнутую духом сопричастности, ответственности и готовности продолжать разбой. За столетия до того, как социалисты стали говорить о материальном неравенстве, за века до того, как финансовый кризис указал на гигантские до полной нелепости разрывы между зарплатами руководства Уолл-стрит и обычных служащих и потенциальные социальные потрясения, пираты во всем разобрались. Они поняли, что материальное неравенство может приводить к потере доверия, нежеланию сотрудничать в достижении общей цели и в конечном итоге к неспособности создавать крепкое гражданское общество. Как писал Маркус Редикер, «именно собственный болезненный опыт подсказал пиратам, что справедливое распределение рисков увеличит их общие шансы на выживание».

У пиратов были и побуждающие к сотрудничеству прибавки к доходу. Рамочные механизмы управления предусматривали компенсацию доходов раненным в бою и премии матросам, членам экипажа за исключительное служебное рвение. Подобные поощрения и социальные страховки приносили большую пользу. В большинстве случаев при разделе награбленного члены команды не обманывали друг друга. Об этом свидетельствует писатель Патрик Прингл в своей книге «Веселый Роджер: История великой эпохи пиратства»: «Я не обнаружил ни единого случая драки при дележе или убийств, совершенных для того, чтобы уменьшить количество дольщиков».

Отсутствие иерархии управления на пиратских кораблях распространялось не только на компенсационные выплаты, и это было еще одним кардинальным отличием от происходившего на торговых судах. Жизнь на борту была во всех своих аспектах, включая социальные привилегии, одинаковой и для простых матросов, и для капитана и его офицеров. За малейшие попытки облегчить себе жизнь на борту капитан мог поплатиться должностью. Условия их жизни и питание обычно не отличались от обычных пиратов.

Разрушив устоявшуюся модель отношений торгового флота, пираты создавали команды, проявлявшие заинтересованность, старательность, новаторство и глубокую преданность даже в тяжелых боях, когда приходилось рисковать жизнью во имя достижения цели. Созданная ими система управления могла объединять интересы случайно собравшихся разбойников, головорезов и бунтовщиков и превращать их в сплоченные группы сообщников. Их жесткая эффективность в своем деле подарила нам один из интереснейших периодов мировой истории – золотой век пиратства.

Как указывалось выше, команда под предводительством Бартоломью Робертса всего за три года, с 1719 по 1722-й, действуя в одиночку, смогла захватить более четырехсот судов. Эдвард Тич по кличке Черная Борода захватил примерно сто двадцать. «Если представить, что остальные семьдесят или около того предводителей пиратов захватили по двадцать судов каждый… мы получим итог в количестве 2400 захваченных и разграбленных судов», – пишет в своей книге «Злодеи всех стран» Маркус Редикер. Если учесть, что эти пираты «присутствовали на рынке» в течение менее чем десятилетия, эти цифры не могут не впечатлить.