Со временем Слаткину удалось представить альтернативный путь решения проблемы насилия. Он проник в систему, бросив вызов укоренившимся взглядам на проблему и их носителям, а затем представил образец решения, с помощью которого можно положить конец насилию. Его организация прерывателей насилия – «хакерское» изменение в системе, которое он хочет сделать приемлемым.

Успех хакерских действий, подобный успеху Слаткина, зависит от экспериментов (способности импровизировать) наряду с умением встроиться в магистральное направление или преподнести свой «хак» таким образом, чтобы он мог стать составной частью существующих норм и правил.

Слаткин старается сделать свое предложение приемлемым для местных властей, полиции и общественных организаций по месту жительства. Но масштабирование Cure Violence происходит не по единому образцу. Вместо этого организация передает свои методы через построение партнерских отношений с городскими объединениями и другими организациями. Для распространения методик она применяет принципы открытости данных и устраивает тренинги для обмена знаниями.

В этом отношении Слаткин, который убежден в необходимости открытости и общедоступности методик Cure Violence и в том, что их совершенствованием может заниматься любой, представляет собой воплощение хакерского склада ума. Хакеры, убежденные в том, что всегда можно улучшить любую систему, относятся к своим проектам как к живым существам, которые погибнут в отсутствие внимания и постоянной работы. Деятельность Cure Violence вполне согласуется с таким подходом. Слаткин говорит: «Это похоже на систему с открытым исходным кодом. Процедуры не являются чем-то законченным – их нужно постоянно развивать. Мы продолжаем корректировать нашу модель, делаем ее более действенной и эффективной и создаем сообщество, где можно делиться знаниями».

Когда мы спрашиваем Слаткина, в чем состояла его стратегия взлома системы, он признается, что не является агрессивным хакером. «Я не люблю воевать, – говорит он. – Я не обращаю внимания на скептиков и предоставляю результатам программы говорить самим за себя. Мы видим, что со временем людей, способных высказаться в пользу нашего движения, становится все больше». Например, сейчас это делают органы юстиции. Слаткин также надеется на то, что такие международные организации, как Всемирная организация здравоохранения, начнут говорить о насилии как о заразной болезни и считать его проблемой здравоохранения. «Для настоящей раскрутки этого движения надо, чтобы здравоохранение выступило в его пользу и занялось разъяснительной работой – надо говорить о том, что агрессивное поведение часто бывает неосознанным, что это зависимость вроде курения».

Слаткин мечтает о будущем, когда в любом департаменте здравоохранения будет сильный отдел предупреждения насильственных преступлений, что эти отделы будут работать с лучшими местными общественными организациями в части направления на места прерывателей насилия и что работа этих коллективов будет координироваться с больницами. Если в больничной реанимации окажутся пострадавшие в инциденте с насилием, можно будет сразу направить прерывателей насилия для предотвращения актов мести и одновременно с этим эффективно лечить раненых. «Не просто залечивать раны, а лечить их психологически, так, чтобы, выйдя из госпиталя, они не представляли собой угрозу распространения уличного насилия».

Хакерская психология глубоко пронизывает собой всю Экономику Отщепенцев. Страстное желание атаковать систему. Приверженность свободе информации, позволяющей коллективную инновационную деятельность. Желание исправлять и совершенствовать. Стремление глубоко понимать систему и все ее элементы с тем, чтобы ее можно было перестроить или улучшить. Все эти принципы могут с успехом применяться и в официальной экономике для совершенствования наших организаций, систем и институтов.

Представьте себе двенадцатилетнего ребенка, который спрашивает: «А может, в школу вообще не надо ходить?»

Что же, наверное, представить себе двенадцатилетнего ребенка с таким вопросом не так уж и сложно. А если это серьезный вопрос, который влечет за собой сущностные изменения в том, как люди оценивают и организуют учебный процесс?

В двенадцатилетнем возрасте Дэйл Стивенс задался именно этим вопросом. Разочарованный школьным учебным процессом, Стивенс решил бросить школу и ринулся заниматься самостоятельной учебой по индивидуальному плану – анскулингом. Анскулинг – один из видов домашнего обучения, в котором обучение на основе жизненного опыта считается более важным, чем получение знаний из учебников на школьных занятиях, а «учебный план», составленный для себя учеником, важнее, чем обязательная программа, утвержденная учителем или правительством. Пока его сверстники ходили в обычную среднюю школу, Стивенс позанимался бизнесом, пожил за границей, поработал в политических кампаниях и помог построить библиотеку.

В 2011 году Стивенс основал компанию UnCollege, назначив самого себя на должность «главного инакомыслящего по вопросам образования». UnCollege предлагает ресурсы учащимся, желающим воспользоваться возможностями обучения, существующими вне системы обычного университетского образования. Стивенс, которого воодушевляют собственный опыт анскулинга и разочарование, испытанное от посещения высшего учебного заведения (он некоторое время проучился в Колледже Хендрикса, штат Арканзас), говорит, что в задачи UnCollege не входит отговаривать молодых людей от высшего образования. Он видит цель своей организации в освещении альтернативных видов учебы, а еще в том, чтобы предложить широкой публике задуматься о цене выбора традиционного высшего образования – то есть о том, какие возможности могут быть упущены ради его получения.

Ребенком Стивенс умел отыскивать наставников, способных научить его тому, чему он хотел учиться. В возрасте четырнадцати лет Стивенс узнал, что мать его приятеля – литератор, и попросил ее стать его наставником. Она согласилась, и в течение нескольких лет он учился под ее руководством, пока его письмо не улучшилось и он не почувствовал, что может продолжать совершенствоваться самостоятельно. Кроме того, Стивенс и другие анскулеры организовывали для себя групповые занятия по темам, которые были им интересны. «По сравнению со школой это было здорово, и я помню, что думал, зачем я должен проводить по семь часов в день в школе среди учителей и учеников, которые на самом деле не хотят там быть. Это была напрасная потеря времени».

Стивенс считает, что, взяв ответственность за собственное образование на себя, он приобрел ценные личные навыки, которым зачастую почти не уделяют внимание в школе. «Наряду с предметами я осваивал множество смежных навыков. Я выучил не только математику и историю, я узнал, как делается самооценка, как находить наставников и как ставить себе цели. И, самое главное, как понимать самого себя. В школе учить меня всему этому никому бы и в голову не пришло».

В шестнадцать Стивенс решил, что хочет позаниматься стартапами и высокими технологиями. Его первой работой стала технологическая компания, где он вместе с группой недоучек из Принстонского университета работал над задачей подбора колледжей, соответствующих профилю абитуриентов. «Это было довольно забавно, поскольку мы, недоучки, занимались отправкой людей в образовательную систему. Но я многому научился».