Она остановилась перед новой вишнёвой дверью. Сердце в груди громко стучало. Дверь была чуть-чуть приоткрыта. Ленора подтолкнула её, и как только щель стала пошире, быстро скользнула внутрь, пока не успела передумать.

Оказавшись в новой комнате, Ленора крадучись пошла в обход. Помещение было просторнее, чем гостиная у них дома, а потолки такие высоченные, что она невольно сощурилась, разглядывая их шероховатую поверхность. На глаза попадались непонятные приборы, и она повертела в руках один, потом другой. Вокруг валялись мензурки, пинцеты, щипцы, медные трубки, шестерёнки разных размеров, куски старого металла, даже какие-то миниатюрные печурки. Разобраться в таком беспорядке не представлялось ни малейшей возможности.

На том конце комнаты виднелась полуоткрытая дверь, как будто дядя Ричард убегал отсюда в спешке и забыл закрыть её за собой. Ленора подошла и толкнула её, но дверь не поддалась. Что-то мешало с той стороны. Девочка попробовала протиснуться в щель, но не пролезла. Как же ею пользовался дядя Ричард?

Ленора обернулась и окинула взглядом комнату. В дальнем углу, у той стены, где была дверь из коридора, стояло что-то огромное и очень высокое, почти до потолка, тоже накрытое белой простынёй. Такой большой простынёй, каких не бывает. Видимо, чтобы получилась такая, несколько простынь сшили вместе. Ленора подошла поближе рассмотреть загадочную фигуру, но едва она наклонилась и протянула руку к краю полотна, как сзади послышалось шевеление. Она застыла на месте.

Ленора не успела даже нырнуть под стол справа от белой махины, как в комнате оказался дядя. Поначалу он её не заметил, и она просто замерла, не двигаясь и затаив дыхание, и только шарила глазами в поисках выхода. Но было поздно.

– Что ты тут делаешь?! – раздался крик – дядя её заметил. Его лицо так исказилось от гнева, что Ленора невольно отпрянула.

– Простите, – пролепетала она. Нечего было сюда соваться, теперь это было ясно.

– Тебе не разрешается ходить в восточное крыло, – повысил голос дядя, и отзвуки его слов рикошетом отскакивали от стен и вонзались в Ленору.

– Я знаю. – Ленора бочком двинулась к двери, сгорая от собственной ничтожности и уязвимости. – Мне просто было любопытно…

– Любопытно! – Дядя Ричард всплеснул руками. Никогда ещё она не видела его таким рассерженным. От прежней печали не осталось и следа – всё поглотил гнев. – Ты же могла испортить работу всей моей жизни! Тут детям не место! – кричал он, брызгая слюной. Ленора скользила вдоль стены, но двери всё не было.

– Сэр, – раздался внезапно новый голос.

Ленора чуть не кинулась обнимать миссис Джонс – так она была счастлива увидеть в дверях новое лицо.

– Она же просто ребёнок.

– Которому здесь не место, – отчеканил дядя Ричард, и Леноре показалось, будто его слова, словно верёвка, затянулись у неё на шее и перекрыли воздух. Если здесь ей не место – в доме, который веками принадлежал её семье, то где же ей место?

– Простите, – слабо повторила она. В носу защекотали слёзы. – Я больше не буду сюда заходить.

– Проследите, чтобы так и было, – стальным голосом отрезал дядя, обращаясь к кухарке, и поставил не точку, а железную стену в разговоре. С таким голосом просто невозможно поспорить.

– Да, сэр, – отозвалась миссис Джонс. Она обхватила Ленору за плечи и осторожно, но твёрдо потянула её вон из комнаты. Выйдя, закрыла за собой дверь.

В коридоре она обняла девочку, и, закрыв глаза, Ленора почти представила, что это мама успокаивает её после ночного кошмара.

Почти поверила, что это мама.

К столу тем вечером дядя Ричард не явился. Весь ужин Ленора просидела, уставившись на его пустое место и горько жалея о своём проступке.

Миссис Джонс проводила её в западное крыло и поднялась на второй этаж вместе с ней, чтобы Леноре не пришлось взбираться по тёмным ступеням одной. Когда они подошли к двери в её комнаты, Ленора повернулась к миссис Джонс и спросила:

– Скажите, он всегда-всегда такой?

Кухарка слегка наклонила голову набок и внимательно вгляделась в Ленору.

– Какой, детонька?

– Ну, вечно занят работой. – Ленора уставилась в пол. Она бы назвала и другие дядины особенности, но эта была самая безобидная.

– Твой дядя вообще очень занятой человек. – Миссис Джонс обняла её рукой за плечи. – И работа у него чрезвычайно важная.

Ленора вспомнила роботов под простынями.

– А что это за работа? – Она не очень-то надеялась, что миссис Джонс знает ответ, но спросить всё равно стоило.

– А бог его поймёт. – Миссис Джонс испустила долгий вздох и уронила руку. – Что-то там с наукой, а больше я и не знаю.

– Он что-то изобретает?

– Ну, это по его части, да.

– Роботов изобретает?

Миссис Джонс резко повернула к ней лицо.

– Роботами твой дядя всю жизнь увлекался. Пытался их мастерить, когда был помоложе.

Леноре так много хотелось разузнать – про дядю, про отца, про то, что творилось в восточном крыле. Но она спросила только:

– То, что он изобретает, – это для него самого? Или для кого-то другого?

Миссис Джонс плотно сжала губы и подняла взгляд на окно спальни. Оно с утра стояло открытым, и кухарка подошла и закрыла его. Повернувшись к Леноре, она проговорила:

– Раньше твой дядя работал на правительство, но это давно, много лет назад. Сейчас он работает на себя.

– Так вы, получается, знаете, в чём состоит его работа. – Ленора не сразу поняла, что подозрительно щурится на миссис Джонс. – И мне, конечно, не скажете.

Кухарка вздохнула.

– Золотце, это же не моё дело. Твои вопросы – они к дяде, не ко мне…

– Он мне точно ничего не скажет.

– Может, и не скажет. А я так попросту не имею права.

– Это он вам запретил?

Миссис Джонс как будто удивилась.

– Что ты, детка. Твой дядя ничего мне не запрещает.

Ещё хуже. Значит, миссис Джонс сама не хочет ничего рассказывать. Ленора скрестила руки на груди и уставилась на свою кровать. Её распирало от злости, но это было не главное. Главное – она теряла надежду.

– Я видела его роботов.

– Да я догадалась, – откликнулась миссис Джонс. – Ты же везде успела полазить.

– Они стояли там под простынями.

– Очевидно, твой дядя их прячет.

– Но в восточное крыло никто не ходит. Зачем ему их прятать? – Ленора перевела взгляд на миссис Джонс и увидела, как её мягкие черты рассекла острая боль.