– А сейчас не зовут?

Миссис Джонс медленно и устало вздохнула.

– Мало кому интересно то, что он высказывает теперь.

– Почему?

Кухарка рассмеялась, но смех её прозвучал совсем не весело.

– Он такой странный… – Она помедлила и закончила: – Что людям трудно поверить, будто в его идеях есть что-то стоящее.

Ленора почувствовала, как по всему телу разлилось тепло.

– Но это же глупо. – Она и сама не знала, с чего ей вдруг отчаянно захотелось выступить в защиту дяди Ричарда – он ведь до сих пор не выказывал к ней особого расположения. Совершенно не то что папа – тот всегда такой чуткий, отзывчивый. Однако дядя – член семьи. Папин брат. Единственный родной человек, который у Леноры остался.

– Так уж оно устроено, – заключила миссис Джонс.

Но так не должно быть устроено. Ленора стиснула зубы и процедила:

– Если кто-то странно себя ведёт, это ещё не значит, что ему нечего сказать.

– Да, пожалуй. – Лицо миссис Джонс перекосилось. – Видишь ли, люди в научных кругах очень разборчивы, и потерять их доверие особенно легко. Сегодня ты знаменитый-востребованный, а завтра ты изгой.

– Дядя Ричард – изгой?

Миссис Ричард увлечённо занялась невидимым пятном на столе. Немного погодя объявила:

– В город нас отвезёт Ллойд.

– Пусть дядя тоже едет с нами, – настаивала Ленора. В ней кипело справедливое, как ей казалось, негодование. – Просто, всем назло.

– Он не обязан никому ничего доказывать, – возразила миссис Джонс.

Да какая разница. Ленора рванулась прочь из-за стола. Прежде чем кухарка успела вставить хоть слово, она пулей вылетела из кухни и помчалась прямиком в восточное крыло. Вслед донеслись окрики миссис Джонс, но она и не подумала остановиться. В мгновение пролетела Ленора мимо парадной лестницы, распахнула вишнёвую дверь, которая – о счастье! – оказалась снова не заперта, и понеслась по коридору. Она бежала бесшумно, потому что коридор во всю длину устилал бордовый ковёр. И когда она ворвалась в дядину лабораторию, дядя вскрикнул от неожиданности и что-то уронил. Раздался грохот, Ленора вздрогнула и остановилась как вкопанная.

– Ты! – прорычал дядя Ричард. Он был не на шутку разъярён и даже мог бы показаться опасным, если бы не глаза, смешно увеличенные толстыми линзами защитных очков. В сочетании с его обычной причёской, которую иначе и назвать было нельзя, как буйной гривой, это придавало ему вид настоящего безумца. Ленора сдала назад, но ухватилась рукой за дверной косяк, чтобы уж точно выстоять до конца, пока не скажет то, ради чего явилась.

В окно пробился луч солнечного света, он упал на медную трубку в руках у дяди Ричарда и метнул яркий желтоватый блик Леноре в глаза. Она зажмурилась и завертела головой.

– Извините, что побеспокоила, – выдавила она. Что самое отвратительное, голос предательски задрожал; но ведь она не боится. Это её родной дядя.

– Я же велел тебе не ходить сюда! – закричал родной дядя. Его голос снова, как тогда, принялся душить Ленору, стеснил грудь и сдавил горло.

– Я помню. – Ленора невольно вскинула руки, словно желая защититься. – Простите. Я просто хотела…

– Я занят важной работой! Нельзя меня беспокоить! – взревел дядя, ничуть не смягчившись, наоборот, он был грозен, как никогда.

Возможно, ей не стоило сюда соваться. Стоило гораздо серьёзнее отнестись к тому, как он может разозлиться. Ленора ничего о нём не знает – что, если он опасен? Что, если в этом и кроется причина строжайшей секретности?

Обычно она редко решалась на необдуманные поступки. В компании братьев и сестры именно Ленора была голосом разума.

Но кем она была теперь? Вне всякой компании? Без братьев, без сестры, которые вечно тянули её на безрассудство?

Слова сами посыпались наружу:

– Я просто хотела, чтобы вы тоже поехали с нами в город. Я подумала, что вам будет полезно проехаться и немного отдохнуть от всего этого, – она жестом обвела лабораторию и наполнявшее её странное оборудование, – и ещё я так скучаю по маме с папой, и сестре, и братьям, а вы – моя семья, и поэтому с вами мне как с семьёй, а им бы здесь очень понравилось, и… – Тут голос окончательно подвёл её, скакнул вверх и с хрипом надломился.

Дядя Ричард уставился на Ленору. Что он мог такого увидеть? Однако он застыл, наклонив голову, и долго смотрел несколько искоса своими огромными из-за очков глазами.

Наконец он сказал:

– Сегодня я занят. Может, в другой раз.

Ленора уже повернулась было идти, но вдруг остановилась и покачала головой.

– Вы боитесь.

В кои-то веки дядя Ричард снял защитные очки.

– Ничего я не боюсь.

– Вы боитесь людей. Боитесь того, что они скажут, когда увидят ваше… – Ленора стиснула губы и обвела комнату глазами. – Когда увидят ваши изобретения и проекты.

Дядя разинул рот, и Ленора поняла, что попала в точку.

– Вы боитесь меня. – Это прозвучало уже мягче, тише.

Дядя всё так же пялился на неё.

– Почему? – Ленора перешла на шёпот.

По-прежнему, нет ответа.

Ленора собралась, подавила страх и спросила:

– Вы боитесь, потому что потеряли тех, кого любили? В этом дело?

Дядя Ричард по-звериному сощурился, и его глаза превратились в маленькие острые буравчики.

– Убирайся, – процедил он сквозь зубы.

– Я тоже потеряла тех, кого любила, – закончила Ленора и замолчала. Нет, неправильно. Рано ещё так говорить, она не готова… Они живы. Живы.

Но если живы, то должны были уже приехать за ней, разве нет? Дали бы о себе весточку. Кто-нибудь ей бы уже точно сообщил. Она бы знала.

Может, они действительно умерли. В груди беспощадно заныло.

Внезапно раздался какой-то звук – он словно обхватил её и дядю Ричарда. Это был вой, громкий, тревожный, полный боли и такой глубокой скорби, что Ленора рухнула на колени. Вынести собственный вой, который лился из глубины души, она не могла.

Дядя упал на колени перед ней. Они и не коснулись друг друга, но Ленора чувствовала, что он рядом, он вокруг – большой, тёплый, она почти представила, будто её обнимает кто-то любящий. И когда в комнату ворвалась миссис Джонс и обхватила её руками, все трое так и застыли посреди комнаты, заключённые в кольцо печали.

Жемчужные бусики, протянутые под воротничком платья, вдавились Леноре в шею и грели кожу, отгоняя холод прочь.

Немного погодя дядя Ричард сказал:

– Пойду надену плащ.