Поверить не могу во все, что случилось с нами сегодня. Я знала: Дикерс не согласится с нашими аргументами. Вряд ли она услышала бы их, внезапно хлопнула себя по лбу со словами: «Я работаю на расиста и ксенофоба, нужно срочно увольняться и поступать в корпус мира». Но газлайтинг – к этому я не была готова. Как страшно было, когда она использовала против нас наши же слова, да еще и улыбалась, словно каждый день так делает. Впрочем, она-то, возможно, действительно каждый день так и делает. А теперь еще и эта наклейка.

– Как ты? – спрашиваю я Джейми.

– Эта картинка и в Сети выглядела отвратительно. Но видеть ее на моей машине…

– Словно на тебя напали, да?

– Именно. Видел ли этот человек, как мы паркуемся? Был ли это… Был ли это выпад против меня лично?

– Они поступают так со всеми, у кого видят магниты с Россумом. Но я понимаю, почему тебе кажется, что это личное. То есть… в каком-то смысле… – Я умолкаю. Молодец, Майя, теперь ему точно станет легче. Знаешь, это и правда выпад против тебя и твоего народа. Однако Джейми просто смотрит на меня и кивает, слегка расслабившись.

– Думаешь, это сделал кто-то из сотрудников офиса Холдена? Мы оставили машину на их парковке.

– Может, это Кристин? Наверняка ее улыбка только маска. Посмотри, на кого она работает.

– Скорее всего, это была группа людей, – говорит Джейми. – Но использовать собаку в качестве символа расизма… Это же ужасно! Почему не кошку? Так было бы хотя бы понятно.

– Стоп. Почему кошку?

– Собаки считаются символом безусловной любви. Кошки держатся холоднее, особняком.

– Ничего они не холоднее! У них просто есть свои требования!

Джейми бросает на меня испуганный взгляд.

– У тебя есть кошка, да?

– Уиллоу, конечно, достаточно избирательна, – киваю я. – Но она в две секунды расцарапала бы лицо любому мерзкому расисту.

– Похоже, с Бумером они бы подружились. Обычно он не страшнее игрушки-пищалки, но стоит кому-то недобро посмотреть на бабушку, ему достаточно будет двух секунд, чтобы они намочили штаны.

– Думаю, он бы мне понравился.

– Я тоже так думаю, – отвечает Джейми и улыбается первый раз за сегодняшний день.

Мы успеваем купить растворитель и вернуться в машину до того, как на стекло падают первые легкие капли. Джейми размышляет о чем-то, глядя в окно. Опять. Честное слово, лучше, когда он злится, чем когда вот так расстроен. Я ерзаю на сиденье. Джейми всегда знает, что сказать и как подбодрить меня. Хотела бы я так же помочь и ему.

– Знаешь, что нам сейчас нужно сделать? – говорю я. – Нужно поехать на агитацию.

– Под дождем? – косится на меня он. – И сейчас середина дня.

– Какой это дождь? Так, морось. И возможно, сейчас есть свободные слоты в каком-нибудь поселке для престарелых? Ведь только так мы можем отомстить, верно? Дикерс? Этим троллям с болонкой? Мы заставим Ньютона и Холдена поджать булки.

– Точно! – Выражение лица Джейми меняется. – Знаешь что? Мы именно так и поступим. – Он включает поворотник и выезжает на парковку торгового центра. – Сейчас напишу Гейбу и спрошу, найдутся ли для нас слоты.

Но стоит ему взять в руки телефон, как все воодушевление тут же испаряется.

– Что случилось?

– Сюрприз-сюрприз. – Джейми откидывается на сиденье. – Мне срочно нужно помочь с планированием бат-мицвы – если точнее, поработать шофером и курьером. Похоже, у мамы закончились клейкие листочки для заметок, пока она в пятидесятый раз размечала план рассадки. И декоративный скотч. У нас почему-то постоянно заканчивается декоративный скотч. Надо купить все это прежде, чем я приеду домой, иначе мир, как я понял, рухнет. – Он вздыхает. – Не возражаешь, если мы быстро заедем в магазин?

– Конечно нет. А чья это бат-мицва?

– Софи, моей сестры. Мама только о ней и говорит: первое, что я слышу, просыпаясь, и последнее, что слышу, уходя спать. Впечатление такое, будто эта бат-мицва – самое главное событие в истории планеты. И… – Он вспыхивает. – И мама хочет заставить меня произносить тост! Тост! Я не умею произносить тосты! Вообще не умею говорить на людях. Она вообще меня видела?

– Все будет великолепно, – заверяю его я. – Агитировать у тебя получается отлично, ты всё помнишь.

– Это не то же самое… мы ведь просто рассказываем о кандидате то, что уже написано за нас. А для тоста мне нужно придумать нечто забавное и интересное, выбрать правильные слова и обратиться к толпе, в которой будет больше ста человек. Да и когда бы у меня было время сесть и подумать над этой речью? У меня дома только и слышно, что «за Россума горой, ой-ой-ой» и «бат-мицва так важна, на-на-на». Софи перебивает маму, мама перебивает бабушку, Бумер вставляет свои пять центов каждый раз, стоит им умолкнуть. Хаос, сущий хаос.

– Когда в доме шумно – это здорово, – возражаю я. – У нас так тихо, что слышно, как муха пролетает. Правда, шумно у нас и раньше не было, но с тех пор, как родители решили пожить отдельно, это прямо пугающая тишина. Я не так обращала бы на нее внимание, будь Сара рядом, но она последнее время занята. А родители, уверена, не обрадуются, если я начну тратить сотни долларов на аренду автомобиля или такси, чтобы съездить туда, куда мне хочется. Я чувствую себя в изоляции.

– Я всегда рад тебя подбросить, – говорит Джейми. – Не только до места, где мы проводим агитацию.

– Спасибо, – улыбаюсь я.

– Чтобы получить машину, не нужно пытаться убеждать родителей купить ее тебе. Секрет в том, чтобы они захотели ее себе. Просто раз за разом указывай как ни в чем не бывало на все потертости. «Ох, смотри, какая заметная царапина на крыле», – примерно так. И всё, они уже не смогут ее не видеть, поэтому купят себе новую машину, а ты получишь старую.

– Отличный совет. – Я нервно ерзаю на сиденье.

Машина.

Я почти забыла, что согласилась заниматься агитацией только ради нее. Не поймите меня неправильно, машина – это здорово, но то, чем мы сейчас занимаемся, гораздо важнее.

И про машину, если честно, я вообще не думаю.

Глава тринадцатая. Джейми

– Привет, милый, – говорит мама, завидев меня в дверях. Они с бабушкой сидят бок о бок за кухонным столом, уткнувшись в экраны ноутбуков. За их спинами маячит Гейб со стаканом кофе со льдом в руке. Надо полагать, это означает, что сейчас они работают на благо избирательной кампании, а не над планированием бат-мицвы. Но я не уверен: дома последнее время царит настоящий хаос.

Бумер выбегает меня встретить, гордо зажав в зубах мистера Слюнокрыла – плюшевую игрушечную утку.

– Приве-ет, – я наклоняюсь потрепать его по голове. – Итак, что…

– Вот, вот! – перебивает меня Гейб, яростно тыча пальцем в экран бабушкиного ноутбука. – Вот это-то меня и раздражает. Даже не представляю, как нам подступиться к этим людям. «Это же просто внеочередные выборы!» «Это же просто сенат штата!» «Я планирую их переждать!» А знаете, кто пережидать не планирует? – Он вскидывает руки. – Республиканцы. Эти паразиты приходят на каждые выборы.

Бабушка смотрит, на что он указывает, и хмурится.

– Дальше – хуже. Ты видел комментарий от секретаря офиса штата? В округе Де-Калб закрывают четыре участка для голосования и отменяют досрочное очное голосование.

– Разве так можно? – удивленно моргаю я.

– Очевидно, да, – ворчит бабушка. – А значит…

– Значит, демократы должны вмешаться! – заявляет Гейб, так стукнув кулаком по столу, что Бумер вздрагивает и роняет свою утку. – Но эти выборы никого не интересуют, вот в чем проблема. Они не такие громкие, не такие роскошные.

– Не все понимают, что значит квалифицированное большинство, – объясняет бабушка.

– Вот именно! Много ли людей вообще знает о нем? Но почему у нас нет про это ни слова? Нужно ли сделать видеозапись с кем-то из местных знаменитостей? Я не знаю! Я пишу Далласу Остину, я пишу Людакрис – никто не отвечает! И как дать людям понять, что сейчас стоит на кону?

– На кону поправка № 28! – восклицаю я. Получается громче, чем хотелось бы, поэтому я заливаюсь краской, стараясь говорить тише. – Мы собираемся