Эрин

После похорон я обратила внимание, как многие из собравшихся подходили, чтобы сказать несколько слов отцу Шона, которого мне представили просто как Патрика Таунсенда. С ним здоровались за руку и приподнимали в знак приветствия шляпы, а он стоял, будто главнокомандующий, принимавший парад: спина прямая, губы сжаты.

– Напыщенный болван, правда? – обратилась я к констеблю в форме, стоявшему рядом.

Он повернулся и посмотрел на меня, как на ничтожество.

– Думайте, что говорите, – прошипел он и отвернулся.

– Прошу прощения, я сказала что-то не то? – поинтересовалась я.

– Он заслуженный полицейский со множеством наград, – ответил констебль. – Вдовец. Его жена умерла здесь, на этой реке. – Затем он повернулся ко мне и презрительно процедил, будто не я, а он был старше по званию: – Так что соблаговолите проявить уважение.

Я почувствовала себя полной дурой. Но откуда мне было знать, что Шон из записей Нел Эбботт был Шоном из полиции? Я не знала, как звали его родителей. Проклятье! А при чтении заметок Нел Эбботт я не обратила особого внимания на обстоятельства самоубийства, совершенного больше тридцати лет назад. Оно не показалось мне хоть как-то связанным с нашим делом.

В самом деле: разве может кто-то держать в голове все смерти, случившиеся здесь не по естественным причинам? Да их тут как в сериале «Чисто английское убийство» – с той лишь разницей, что их причиной были не удары по голове, а несчастные случаи, самоубийства и утопления, совершенные женоненавистниками.

После работы я вернулась к себе – кое-кто из полицейских отправился в паб, но после допущенной мною бестактности в адрес Патрика Таунсенда отношение местных ко мне как к чужой только усилилось. В любом случае, дело-то все равно закрыто, верно? Так что болтаться тут мне нечего.

Я испытывала облегчение, сродни тому, когда в конце концов вспоминаешь, в каком фильме раньше играл этот актер, когда нечто непонятное вдруг окончательно проясняется. Странность в поведении инспектора уголовной полиции – водянистые глаза, дрожащие руки, сбивчивость речи, – все вдруг нашло свое объяснение. Все становилось понятным, если знать его историю. Его семья пережила то же самое, что сейчас переживают Джулс и Лина, – такой же ужас, такой же шок. И они задавались тем же мучительным вопросом: почему?

Я перечитала записи Нел Эбботт о Лорен Таунсенд. Ничего необычного. Просто несчастная жена, полюбившая другого мужчину. Это говорит о ее состоянии и переживаниях, не исключено, что на такой шаг ее толкнула депрессия. В конце концов, кто знает? Однозначного ответа нет, и Нел Эбботт изложила свою версию случившегося. Я подумала, что надо было обладать немалым самомнением, чтобы решиться написать о чужой трагедии, ни с чем не считаясь.

Изучая записи, я все время задавалась вопросом, как Шон после такого мог остаться жить в Бекфорде. Даже если он и не видел падения, то все равно находился рядом. Как, черт возьми, это действует на психику? И все же тогда он был маленьким. Наверное, лет шести-семи? Дети могут блокировать подобные травмы. Но отец? Он ходит на реку каждый день, я видела его. Только представьте себе! Каждый божий день вы видите место, где потеряли близкого человека. У меня в голове это не укладывается. Правда, я никого из близких не теряла. Так что откуда мне знать, что чувствуют люди, пережившие такое горе?

Вторник, 18 августа

Луиза

Скорбь Луизы была похожа на реку – такая же постоянная и всегда разная. На ней так же появлялась рябь, она так же выходила из берегов и шла на убыль, так же неровно текла во времени: одни дни оказывались тягучими, холодными и темными, другие – быстрыми и слепящими. И вина, которую она чувствовала, тоже словно текла и просачивалась сквозь трещины, как ни пыталась она их заделать.