– Мне нужно к встрече готовиться, после уеду в город по делам, – Дима постоянно меня касается, а я понимаю, что мне это приятно. – Будь на связи, хорошо?

– Я же твой номер в чёрный список добавила, – ехидно напоминаю, а Поклонский смеётся, запрокинув голову.

– Точно. Как я мог забыть?

– Думаешь, после того, что было, я растаю и выну тебя из бана?

– А что? Так и оставишь там пылиться? – снова смеётся, только глаза уж очень серьёзные, ледяные и колючие. Так и норовит разрезать без ножа и проверить, как устроена.

Наклонив голову, запускаю руки в волосы и намеренно причиняю себе боль, чуть оттягивая пряди. Мне нужно успокоиться, нужно свернуть эту бессмысленную лавочку, от которой будут только проблемы. Поклонский – одна большая проблема.

– Варя, я сейчас скажу одну вещь, а ты меня внимательно послушай: у меня впереди трудный развод. Будет… война, истерики, ложь, попытки изменить моё решение.

– А ты его не изменишь?

– Нет. Я принял его задолго до твоего появления. Оно зрело много лет, и наконец рвануло.

– Дима, я тоже скажу, и ты меня послушай: не хочу хоть как-то этого касаться. Не хочу и не буду.

– Мой развод тебя не касается. Это только моё дело, а ты живи и получай удовольствие. Просто будь рядом.

Кажется, с меня хватит. Поклонский душит меня своими принятыми за двоих решениями, к которым я не готова. Не могу по щелчку пальцев переключиться от роли обманутой любимым мужчиной невесты до любовницы всё ещё женатого мужика. С детства не люблю американские горки, меня на них укачивает до рвоты.

Теперь главное – правильные слова подобрать.

– Да не просто это, как ты не понимаешь? – взрываюсь, вперёд подаюсь и между нашими лицами всего лишь сантиметры. – Ты в своей голове всем назначил роли: эта бывшая, а вот эта – будущая. Просто потому, что тебе так хочется, ты так решил. Так не бывает, Дима. Может, в бизнесе получается, а в жизни не так это работает.

Он отходит от меня. Засунув руки в карманы, отворачивается к окну и долго в него смотрит. Тишину нарушает лишь рваное дыхание, от которого его плечи ходуном ходят.

– Ты всё ещё любишь своего суслика? – так и не обернувшись, прерывает тишину, и от вопроса этого плакать хочется.

– Я…

– Не любишь, – выносит вердикт. – Иначе бы ночью не выкрикивала моё имя. Просто бы молчала или назвала меня Леонидом.

Чёрт, я ведь и правда ни разу за всю ночь не подумала о Лёне. Будто не было его в моей жизни. И, казалось, что каждым движением, прикосновением, поцелуем стиралась сама память о бывшем.

– Дима, это всё не имеет значения.

Поклонский оборачивается и в два шага снова оказывается рядом. Я поднимаюсь, гордо в лицо ему смотрю, а внутри ураган.

– А что тогда имеет, а?

– Просто эта ночь…

– Была ошибкой? – усмехается и вдруг ладонями обхватывает мои щёки, удерживает мой взгляд. – Озвучь это, Варя. Вот прямо глядя мне в глаза сейчас скажи.

– Говорю.

– Что говоришь? Словами через рот говори, чтобы я понял. Объясни мне.

– Эта ночь была ошибкой, – выдавливаю, потому что так правильно. Только так и правильно.

Ему нужно разобраться со своими тараканами, с разводом разобраться, а не мучиться, пытаясь уберечь меня от будущей драмы. Ни к чему ему этот балласт, пусть спокойно решает проблемы.

– Ошибкой, слышишь? Её не должно было быть!

– Ты гляди, даже не моргнула ни разу, – щурится и будто бы каменеет весь. – Действительно так думаешь?

– Да, – уверяю поспешно, чтобы не дай бог не выдать, какая буря творится внутри.

И неважно, что мне хорошо с Поклонским. Я боюсь, не готова, мне тяжело. Ему тяжело тоже, и это убивает меня.

Слишком сложно это всё, а я похоже очень слабая, раз не готова к трудностям.

– Дима, неважно, что ты говоришь. Для всех я буду разлучницей. Ты никому ничего не объяснишь. И жена твоя будет считать, что это всё из-за меня, и пресса ополчится. Ты же сам всё знаешь, лучше меня понимаешь!

– Я бы и не пытался никому ничего объяснять. Начал жить, наконец-то понимая, что нужен кому-то, но… Я очень устал, Варя, очень. Существую на бешеной тяге, пустой внутри. Мне показалось, что ты меня наполнила, но если не хочешь, то я не буду навязываться. Достаточно всего, что делал до этого. Насильно мил не будешь, да?

Телом проносится дрожь, меня буквально потряхивает от его слов. А от его глаз больных совсем дурно делается. Хочется зарыться на его груди, обнимать его и плакать. Но это всё неправильно.

– Уходи, пожалуйста. Просто уходи сейчас, иначе я не знаю, чем наш разговор закончится.

– Желание дамы – закон, – ледяным тоном говорит Поклонский и выходит прочь из комнаты.

Если бы я только умел напиваться.

Эта мысль рождается первой, стоит выйти из проклятого номера, который напрочь пропитался ароматом Вари, весь переполнился её присутствием.

С детства мне твердили, что будет трудно прожить с настолько бурным воображением. Моя память хранит много мелких деталей и обрывков событий. И в последнее время в каждом таком моменте миражом маячит правильная женщина Варвара, с ворохом табу и ограничений в голове.

Когда она мне высказывала эти до тошноты очевидные вещи, я почти восхитился. Нет, честно! Женщина, не желающая рушить чужую, пусть и без неё прогнившую семью – удивительная. И я бы, наверное, высказался, если бы не казалось: если ещё немного побуду в номере, задохнусь. Очень необычное ощущение, с которым я только побегом и справился.

Она тысячу раз права, и это… бесит, что ли? А ещё больше бесит, что никак не могу взят под контроль собственные эмоции. Где моя хвалёная железная воля и здоровый пофигизм?

Меня швыряет от желания вернуться, схватить Варю в охапку, зацеловать, сделать сотню неприличных вещей тысячью разных способов до потребности разбить кулаком стену и сломать что-нибудь. Хотя бы даже руку, чтобы переключиться на физическую боль и забыть обо всём, что съедает изнутри.

Но мне бы хоть на минуточку забыть о чувстве вины. О горе, которое причинил Юле. О собственной боли, о том, что не могу совладать с диким желанием быть с Варей, несмотря на тысячу веских доводов против.

Я иду по коридору, уговаривая себя не оборачиваться. Не вернуться! Ни в коем случае не повернуть назад. Лишнее это. Точка – значит точка, нечего жалеть.

Но что Варя после моего ухода делает? Вдруг плачет? Хотя с чего бы ей, да? Плачут же по любимым. По суслику вот, наверное, рыдала, а я… что я? Так, случайное приключение.

Гадство! Да какого чёрта меня это заело? Что такого в Варе, что спать спокойно не даёт. Но я шесть месяцев пытался найти ответ на этот вопрос, вряд ли сейчас получится.