То же самое случилось со свиноводством. У нас в советские времена было очень развито свиное хозяйство. А в 1993 году в Ленобласти уже было не найти ни одну поросюху. Все свинофермы оказались разрушены и разграблены. Свинину начали возить из Прибалтики. Сформировалась мафия, крышевавшая поставки товаров из-за границы. Вплоть до того, что в Лужском районе Ленинградской области на одну местную ферму приехали бандиты и перестреляли из автоматов 200 свиней.

Разрушение свиноводства ударило и по нам. Дело в том, что при производстве творога образуется молочная сыворотка. Это специфический продукт со специфическим вкусом. Иностранцы продавали его у себя, смешивая с соком в соотношении 50 на 50. Сейчас и у нас так делают, но тогда, в начале 90-х, это было запрещено на государственном уровне. Потому что сыворотка – прекрасный корм для свиней, и ее в полном объеме сдавали на свинофермы. А когда всех хрюшек извели, сыворотку девать стало некуда. Но мы же делаем творог, и она хочешь – не хочешь получается, молокозаводы стали сливать ее в систему городской канализации. Через год выяснилось, что сыворотка убивает специальные полезные бактерии, которых Водоканал закупал за валюту для очистки канализации. Нас за это стали прессовать по полной программе. Доходило до того, что вывозили сыворотку в темные леса и сливали в болота. Особенно этим славились областные молокозаводы.

Еще одна примета времени – все, кому было не лень и не боязно, гнали водку из спирта. В советское время на весь Ленинград был только один ликеро-водочный завод (который потом стал называться «Ливизом»), и всем этой водки хватало. А в 90-е годы ее делали даже мясокомбинаты, даже дрожжевой завод на Обводном канале (у них не было бутылок, так они разливали ее в пластиковые стаканчики из-под какого-то джема). Чего только не вытворяли! Продавались коктейли в полиэтиленовых мешочках с вставленной трубочкой.

В начале 90-х двое молодых ребят-иностранцев ввезли в Россию простенькую линию розлива в ПЭТ-бутылки, поставили на мясокомбинате «Парнас» ангарчик и начали выпускать газированные напитки «Браво». Вода из заводского водопровода, концентрат, газ, и все дела. Быстро раскрутились, пошли дальше, стали делать алкогольные коктейли в алюминиевых банках. Ингредиенты – спирт, ароматизатор, углекислый газ из баллона и вода, опять же из-под крана. Очень на этом разбогатели. Потом их бренд выкупила одна транснациональная корпорация за огромные деньги, а сам ангар снесли. Я общался с этими молодыми ребятами. На старте они имели кредит в 70 тысяч долларов, а через год заработали первый миллион, через год – еще два миллиона, а потом и вообще при продаже бренда сильно поднялись.

Помню, приехал я в небольшой совхоз Шугозеро. Мне озвучили цифру, в которую я вначале даже не поверил. А потом сам сходил на кладбище и убедился. За полтора года от спирта «Рояль» в этом совхозе умерло 55 работников в возрасте 45–50 лет. Из них почти 40 – механизаторы! Этот спирт «Рояль» был предназначен для технических нужд, его ввозили к нам из Польши и Голландии. Говорили, что делали специально для России.

Впрочем, люди умирали, болели, дурели не только из-за некачественного или паленого алкоголя. Но и от скудного, плохого питания, да еще в условиях постоянного психологического стресса и развалившейся медицины.

Многие пищевики в 90-е годы погибли от рук конкурентов, бандитов. Дмитрия Филиппова, который в советское время был секретарем промышленного отдела в обкоме (я как раз у него работал инструктором), а в 1990-е – председателем Совета банкиров и промышленников Санкт-Петербурга, взорвали в подъезде.

Лично на меня с 1993 по 1998 год было совершено четыре покушения. По самым разным причинам. Одним нужны были деньги, другим – само предприятие.

В первый раз мою машину хотели сбить грузовиком. Он стоял у обочины, а когда мы проезжали мимо него, вдруг дал по газам. Но у меня был толковый водитель – успел увернуться. Грузовик, не останавливаясь, умчался куда-то вглубь промзоны Парнас. Кстати, при схожих обстоятельствах на Приморском шоссе погиб управляющий Витабанком Иванов, бывший директор табачной Фабрики имени Клары Цеткин. Витабанк тогда считался банком развития пищевой промышленности.

Во второй раз бандиты явились ко мне прямо на завод. В десять вечера. Прошли через охранника (я его после этого уволил). Вошли в мой кабинет и начали склонять к тому, чтобы я отказался от предприятия. А у меня на столе стояла граната звукового и нервно-паралитического действия, замаскированная под сувенир. Такая беленькая чашечка – на ней резинка. Если резинку согнуть, граната становится на боевой взвод. Я предложил бандитам: «Давайте, чтобы нормально разговаривать, я вам кофе сделаю и коньячку принесу». Взвел гранату, вышел на кухню. Через несколько секунд – взрыв. Гляжу: все трое лежат и по кабинету бумаги летают. Подоспела охрана. Когда эти трое пришли в себя, мы их сдали в милицию. В то время бандиты не только ко мне, а ко многим директорам приходили. Некоторым били морды прямо на предприятиях.

В третий раз, когда я в спортивном костюме вышел из дома за сигаретами, меня схватили, запихнули в машину и увезли куда-то далеко. Похитили с целью получения выкупа. Это были не местные, а залетные – какие-то монахи из восточного монастыря, расположенного в Белоруссии. Пока ехали, поговорили, и они поняли, что для них будет лучше меня отпустить.

В четвертый раз там же на Парнасе обстреляли мою машину. Мы всех троих нападавших поймали. Перекрыли все выходы. Они не смогли переехать через железную дорогу – там был длинный забор. Побежали вдоль него, а в конце забора их уже наши встречали. Эта была ОПГ, специализировавшаяся на разбоях. Как потом оказалось, они получили информацию (ложную) о том, что я должен везти крупную сумму денег.

В то неспокойное время милиция, как и вся страна, была ослаблена и деморализована, до судов большинство таких дел не доходило. Оставался один выход – самим становиться сильными. Благодаря хорошим связям с начальником петербургской милиции Аркадием Крамаревым я создал службу информации и безопасности. Мы прошли обучение, аттестацию, нам разрешили создать оружейную комнату, выдали пистолеты ПМ и помповые ружья. Так что все знали, что охрана у нас на молокозаводе не с газовыми пистолетами.

Ну и сам я не лез на рожон. В политику не совался, чтобы не зависеть от всех этих выборов-перевыборов. За словами следил (в 90-е очень много крови лилось даже не из-за бизнеса, а из-за того, что кто-то кому-то что-то не так сказал – обозвал, оскорбил). С наличкой старался не связываться. Алкоголем не занимался, хотя в то время кто только водку или вино не разливал. Мне Анатолий Пониделко, другой начальник петербургской милиции (у него еще жена руководила местным филиалом Банка Москвы), предлагал наладить выпуск шампанского с какими-то его знакомыми итальянцами. Я отказался, сказал ему: «Не хочу, чтобы меня посадили. Свяжешься с алкоголем, а потом от вас же кто-нибудь за мной и придет». Так что бизнес у нас был некриминальный. Самое главное тогда было держать свое слово, не обещать того, чего не можешь выполнить. Больше всего в то время мы боялись за семьи. Они были беззащитны – дети ходили в школу, жены – на работу.