Благодаря иностранцам мы много чего сделали. В том числе сделали первыми.

Первыми в Петербурге начали выпускать сливочное масло. До этого его в Ленинград в основном поставляли из Прибалтики. Наладить выпуск масла оказалось делом несложным. Мы поехали в Австрию, купили у какого-то фермера старую, покрашенную уже в три слоя краски установку и поставили ее у себя.

Мы стали первыми ввозить на наш рынок продукты финской фирмы «Валио». Мы пропускали их через свой склад, хранили у себя в холодильниках, получая за это какие-то деньги. Но не давали финнам самостоятельно выходить в торговую сеть.

Мы стали первыми запечатывать фольгой творог и сметану. Эту технологию я тоже привез из-за границы. Но мне запретили ее использование, потому что она не соответствовала ГОСТу. Специально ездил на прием к премьер-министру Виктору Черномырдину – он лично выдал мне разрешение. Девушки в цехах взвешивали творог на весах, складывали его в стаканчики и запечатывали их фольгой с помощью нагретых на газе утюгов. Мы что-то писали на этих крышках латинскими буквами (с ошибками) и продавали творог в магазины «Березка» за валюту. Это была первая валюта, которую наш завод заработал. Не такие уж большие деньги, но жизнь заставляла.

Мы смогли наладить с немцами первое в России производство йогуртов, а с американцами – экологически чистого мороженого. С этим мороженым фирмы «Стонифильфарм» из США то и дело выходили конфузы…

Американцы предлагали назвать мороженое по-русски «Стони – вкусно». Хорошо хоть не «громко». Для них «стони» это часть имени фабрики, но для нас – глагол. Однако американцы не любят вдаваться в такие подробности. Национальные особенности других стран их не слишком интересуют, для них нет ничего, кроме их штата. Нет Европы, кроме Парижа, нет Азии, кроме Вьетнама и Кореи, ну разве что о Китае что-то слышали краем уха. А когда я, будучи в гостях у одного из руководителей фирмы, сказал в шутку: «Не такие уж мы страшные, русские. Не у всех из нас рога на голове», его дочь, ученица колледжа, всерьез спросила: «Позвольте узнать, а какой именно у вас процент людей с рогами?»

Вот из-за таких примеров я настаивал, чтобы наше совместное с американцами предприятие по производству мороженого возглавил кто-то из русских. Но они назначили голландца, якобы очень продвинутого в маркетинге. Американцы вообще народ интересный, очень самоуверенный и упертый. Вот я лично так думаю, примется, к примеру, американец гвозди вбивать в бетонную стенку молотком – гвозди гнутся, не лезут, но он будет бить и бить, все кругом виноваты, и гвозди плохие, и молоток не тот. Хотя бывает, что все равно забьет!

Тот голландец проработал год и наделал сумасшедших долгов. А все из-за своей самонадеянности и незнания российской действительности. Он развернул по всей России рекламную кампанию нашего мороженого. Приезжали фуры из Сибири, с Урала, даже из Казахстана, увозили товар. Но денег не платили. Голландец подписывал договоры с месячной отсрочкой платежа. А когда начинали связываться с фирмами-покупателями, оказывалось, что они фейковые. Телефоны и адреса соответствовали действительности, а фамилии и реквизиты были фальшивыми. Один «руководитель фирмы» даже указал себя в документе, как «Петр Г.» «А я думал, это такая фамилия», – оправдывался наш директор-голландец. Из-за глупости этого «блестящего маркетолога» мы потеряли много мороженого и, соответственно, денег.

Иностранцы, для того чтобы привлечь нас к сотрудничеству, нередко приглашали нас посетить свои предприятия. Благодаря этим поездкам я получал ценный опыт – профессиональный и просто житейский. Лучше узнавал Запад, на который у нас в России в то время многие просто молились. Изучал западные технологии выпуска пищевых продуктов. Кое-что заимствовал, даже зарисовывал. Узнавал европейцев, американцев. Впечатления от этих контактов были противоречивые.

Нам здесь преподносили, что в Европе и США – демократия, рыночная экономика. А я видел, что такой демократии, какая была в России в 90-е годы, не было нигде. И от рыночной экономики на Западе, оказывается, мало что есть. Почти каждая страна там дотирует свое сельское хозяйство. Например, в Финляндии если фермер решал забить корову и отвозил ее на мясокомбинат, он получал не только деньги за мясо, но еще и поощрительную дотацию, если память не изменяет, три тысячи финских марок.

Оказывается, в экономике западных стран существует планирование. У американцев, например, для этого есть целые институты. Планировать свою работу на годы вперед – это нормально и даже необходимо. Только планировать надо по уму. Не так, как этим порой увлекались в СССР. В советской легкой промышленности надо было выполнить план по так называемому «серому валу» – нормативно чистой продукции. А на продажи этой продукции никто внимания уже не обращал. Ленинградская швейная фабрика «Большевичка» шила миллионы никому не нужных женских костюмов, а они потом пылились на складах. Эти костюмы делались для отчетности. А той продукции, которая была реально востребована – «особо модной», – выпускали минимум. Что-то похожее существовало и в пищевой промышленности, хотя ею управлять и ее планировать проще.

Я познакомился с братьями Танци – владельцами итальянской компании «Пармалат». По всей Европе у них около 200 заводов, производящих молочные продукты и соки. Они пригласили нас, четверых директоров петербургских заводов, в ознакомительную поездку в Италию. Кстати, несмотря на звучность названия «Пармалат», на самом деле оно очень банальное. Парма – город в Италии, латте – по-итальянски молоко. То есть получается что-то вроде нашего «Ленмолоко».

Мы по советской привычке экономили в поездке валюту, я привез на обмен пару банок черной икры. А итальянцы ни на чем не экономили. Они окунули гостей из России в мир роскоши. В последний вечер братья Танци повезли нас в горы, в закрытый для простых смертных ресторан на трех дорогих автомобилях. Братья сами сидели за рулем. В ресторане нас угощали коллекционными винами из пыльных, затянутых паутиной бутылок. Официанты в смокингах и белых перчатках угадывали каждое наше желание. Музыканты на скрипках играли старинные мелодии. Солировал изящный тенор.

В поездках по предприятиям «Пармалата» мы провели три дня. Завидовали чистоте, оборудованию, организации труда. Мой завод был введен в эксплуатацию всего четыре года назад и в России считался чуть ли не чудом техники. Но как выяснилось, по сравнению с предприятиями «Пармалата» он морально устарел, причем еще на стадии проектирования. И оказался оснащен оборудованием, уже снятым с производства по всей Европе.

А в США меня поразили фермы, предназначенные для производства экологически чистых молочных продуктов. Той же самой компании «Стонифильфарм». Передовые фермы времен СССР не могли с ними и близко сравниться. На американской ферме я вообще не увидел людей, все делалось автоматически. Только дойка, естественно, проходила с участием операторов. У каждой коровы свой рацион, автоматически формирующийся в зависимости от удойности и персональных особенностей животного. Каждая корова стоит в отдельном полубоксе, рядышком персональное белое полотенце для ухаживания за выменем. Отдельно от всех стоят контрольные коровы, опутанные проводами датчиков, помещенных через отверстия в теле прямо в желудок животного. При посещении фермы обязательны белые халаты, специальные шапочки, пластиковые бахилы, а рот нам велено было закрыть предохранительной повязкой. Срок годности готового продукта, получаемого из молока этой фермы, – 60 дней. При этом применялась обычная технология. Без стерилизации! Что максимально сохраняло питательность продукта. Обеспечивалось такое качество за счет соблюдения одинакового температурного режима на всех стадиях технологического процесса. Как только молоко, надоенное от коровы, сливали в какую-то емкость, его охлаждали до плюс 1 градуса. С этого момента и до того, как покупатель возьмет в руки этот продукт, все время поддерживали плюс 1. В цеху, в рефрижераторах, в экспедиции, при погрузке в машину, в магазине – по всей технологической цепочке обеспечивалась именно эта температура. Не плюс 5, не плюс 3, а именно плюс 1.