Двое вооруженных постовых охранников расступились, и, пройдя через автоматически открывшиеся двери, генерал очутился в оживленном помещении командного пункта с большими панорамными окнами и десятком сидящих операторов, уставившихся в моргающие экраны.

Сильный ливень безжалостно хлестал по тонированным стеклам, то и дело вспыхивали цепочки молний.

– Офицер на мостике! – прокричал первый заметивший полковника человек.

Все как по команде встали со своих мест.

– Вольно. Алисия, какого черта у вас тут творится?

Первый помощник, Алисия Джералдин Берк, подошла к генералу вплотную. Ей было пятьдесят пять лет. Родилась она вместе с Файервудом на Эспайере, с разницей в несколько месяцев. Они одновременно закончили офицерские курсы, вместе углублялись в тактическую специальность, а позже вдвоем проходили переподготовку по дисциплине «Навигация и военная стратегия в условиях колонизации и контактов третьей степени».

Алисия была влюблена в Самсона. Много лет они встречались. Но, как это часто бывает в жизни, однажды он ушел к другой, более молодой и независимой.

В 39 лет, еще будучи тогда полковником, Файервуд подписал регистрационный акт вступления в официальные отношения с 16-летней девушкой Элизабет Офелией Уорд. Через год, в обход строжайшего запрета на естественное оплодотворение, у них родилась Саманта. Генерал ждал сына, но дочь полюбил без памяти.

Надо отдать должное Алисии, как мужественно она пережила этот разрыв. И как она смогла найти силы продолжить службу под началом когда-то дорогого ей человека, совершившего, по ее личному мнению, предательство.

Но и здесь не все так просто.

Институт брака на Эспайере был замещен практикой пятилетних контрактов с правом пролонгации по обоюдному согласию. Подобная модель крайне положительно себя зарекомендовала в плане прочности и, одновременно, гибкости отношений, которые, в случае увядания, не сохранялись, вопреки здравому смыслу или групповому порицанию, во что бы то ни стало.

Самсон Доминик Файервуд считал, что их отношения с Алисией себя изжили, и по истечению срока контракта, сполна исполнив все свои обязательства, продолжил строить личную жизнь за пределами распавшегося союза. Это было среднестатистической нормой.

– Генерал, сэр. Разрешите доложить. Очень сильная турбулентность. И еще, – она помедлила, не решаясь выпаливать плохие новости все сразу. – Мы потеряли один ветрогенератор и вспомогательную подстанцию.

– Жертвы среди личного состава, раненые?

– Никак нет!

– Что произошло? Удар молнии?

– Так точно!

– Вольно, – генерал подошел к рулевому оператору, «колдующему» над сенсорными виртуальными рычагами. – Гомер, что со стыковкой, почему так долго?

Очередная воздушная яма сильно встряхнула всю платформу. Парящая Северная Станция зависла в нескольких десятках метров над посадочной площадкой и в данный момент аккуратно, метр за метром, снижалась, чтобы идеально совместить при контакте все функциональные точки и узлы с сервисными помостами и дебаркадерами на поверхности.

Громадная взлетно-посадочная площадка представляла собой жесткую амортизационную конструкцию высотой несколько метров, установленную на вычищенной равнине у самого подножия горного хребта Мапири– Экселис, усеянного огромными ветрогенераторами.

Идеальное с точки зрения географии место для выработки энергии, в котором преобладала ветреная погода. Ведь именно здесь, в нескольких десятках километров от скопления гейзерных источников, заканчивались несколько скоростных воздушных потоков, разбивающихся о скалы.

Установленный на станции термоядерный двигатель Рубакова-Эддингтона, один из трех, некогда снятых с Эспайера, вышел из строя и починке не подлежал. Его должны были вот-вот заменить на привезенный с южного лагеря действующий аналог, но процесс демонтажа «с той стороны» всячески затягивали.

В случае враждебной атаки аборигенов, потопа или землетрясения мобильность Северной Станции обеспечивала выживаемость центра репродуктивной генетики, запасов яйцеклеток и части военной мощи.

Перемещения по воздуху осуществлялись редко, в основном в тренировочных целях, а во время ночных ураганов взлет был запрещен и вовсе.

Пара слов о командовании.

Большинство членов руководящей элиты получили себе отдельные дома в Never Utopia[22] – так называемом поселке повышенной комфортности, построенном у горного озера Амсу. Примечательно оно было тем, что на него часто наведывались Даббары, а процесс купания и питья воды небесными китами завораживал даже видавших виды самых чопорных «солдафонов».

Чуть западнее поселка биологи вырастили участки модифицированного невысокого хвойного леса, полностью пригодного для отдыха и времяпрепровождения, а также декоративные папоротниковые и оливковые рощи.

Здесь же, вдоль озера Амсу, проходила южная граница ИВК.

Оставшаяся по другую сторону озера деревня Паривара-Фарлига, с добродушными и безобидными Илиокрийцами, совершенно безразличными к людям, в состав Конгломерата войти наотрез отказалась.

«Отдыхать на отпуск» летали на остров Армастан, также известный среди колонистов, как Остров Любви. Внимание привлекали не только рельефный колоритный пейзаж, бунгало и проплывающие мимо айсберги, со спящими на них полярными животными и кричащими пеликанами и чайками. Главной достопримечательностью считалась растрескавшаяся исполинская каменная голова с туловищем, похожая на бюст агрессивного существа человекоподобного типа, с рогами и крупными ноздрями.

Немногие знали, что в переводе с языка Намгуми «Армастан» означал «Остров смерти» и пользовался среди коренных аборигенов дурной славой.

По старинной легенде, еще во времена двух океанов крупное скопление древних плебеев между заливом Питто-Пун и проклятыми горами Мапири-Экселис, насчитывающее сотни тысяч семей, было разбито более сильным неизвестным врагом. На порабощенных жителей устраивали регулярные облавы. Детей забирали, чтобы съесть. Пойманных мужчин ссылали на остров, как на каторгу. Никто не возвращался.

Вымирающая Нкау-Уас-Гита осталась единственной в левом полушарии деревней, жившей в вечной многовековой скорби и не вступавшей ни в какие контакты с внешним миром.

На мгновение все экраны погасли, но сразу заработали вновь. Молния ударила в громоотвод башни Командного Центра.

– Гомер, черт бы тебя драл, сажай уже нас, – выругался генерал.

Усатый полноватый оператор с длинными волосами произвел несколько движений вдоль голографической модели сигнальной цепи устройства подъемной тяги:

– Готово!

Желудком генерал ощутил чувство легкости, как если бы он опускался в скоростном лифте.

Платформа обрушилась вниз, вгоняя все свои цокольные выступы в соответствующие им углубления, и благодаря силовому укреплению амортизаторов, плавно затормозилась и закрепилась на площадке.