Бабка же разошлась не на шутку. Насколько смог понять Эрик ее гневные крики, разорялась старуха не зря. Эрик сам уже давно хотел приструнить не в меру распоясавшуюся дворню, но все как-то не находил для этого времени. Теперь же у него появился нежданный-негаданный защитник.

Старуха чихвостила слуг за все на свете: за грязь в тереме, за беспорядок в трапезной, за то, что крыша у амбара протекает, а у дворовых собак лишаи. За то, что девки-служанки среди бела дня ходят нечесаными, и за то, что на зиму дров в достатке не куплено, за то, что хозяйское платно не проветрено, не вычищено, и за то, что козел Прон вырвался из загона, сожрал на огороде капусту, а теперь у крыльца стоит и никому прохода не дает и еще за многое другое.

Эрик даже не подозревал, насколько плохо обстоят у него дела с прислугой. Нет, он, конечно, догадывался о том, что они лентяи и нахалы, но, послушав старуху, пришел к неутешительному выводу, что в скором времени ему грозит полный крах в хозяйстве.

Кстати, насчет козла бабка тоже была права. Эрик еле отбился от злобной твари, подкараулившей его возле крыльца. Обожравшийся хозяйской капустой козел при виде хозяина принял угрожающий вид и, выставив вострые глаза, двинулся на Эрика. Пришлось подбирать хворостину и гнать гадкую скотину прочь от крыльца. Поначалу козел упирался, вращал злобно глазами и норовил Эрика боднуть. Когда же, получив пару раз хворостиной и поняв, что это больно, козел бросился бежать, Эрик от души пнул его напоследок ногой, чем нажил себе вечного врага. Про себя Эрик решил, что сегодня же прикажет зарезать гадину и скормить собакам.

И вот, оказывается, нашелся человек, неравнодушный к его несчастиям. За одного только козла Эрик готов был расцеловать старуху в обе морщинистые щеки.

Постояв возле двери некоторое время и так и оставшись никем незамеченным, Эрик повернулся и вышел, дабы не мешать. Эк разошлась старуха! А на вид кротка. Такую хоть ключницей – ничего не упустит и не спустит никому.

Эрик поднялся в спальню и блаженно растянулся на ложе, стараясь не разбудить мирно посапывающую Лауру. Только поспать ему не удалось. Первой проснулась Лаура, подскочила, затрясла Эрика за плечо.

– Заходи, кто пришел, – буркнул Эрик, садясь на ложе.

Дверь распахнулась и на пороге показался Свен – мужик, который уже несколько лет заведовал у Эрика всем хозяйством. Эрик никогда не проверял его честность, но всегда подозревал, что заведует он припасами совсем не без выгоды для себя. Да что поделать – все воруют! Этот хоть в меру.

Лицо Свена было багровым, на скулах ходили желваки, было впечатление, что его вот-вот разорвет на части.

– Чего тебе? – зевнув, досадливо осведомился Эрик.

– Господин, прошу, не гневайся за то, что прервал твой сон, – запинаясь, начал Свен. – Пришел я к тебе искать защиты.

– В чем дело, Свен? – удивленно спросил Эрик, хотя он уже догадывался о том, что произошло. – Кто тебя обидел, сиротинушку? Кто осмелился?

– Господин, сделай милость, убери с глаз долой мерзкую старуху, что приехала с тобой сегодня утром!

– Да чем же она тебе так не угодила?

– Измучила совсем, все кишки вытянула, – начал жаловаться Свен, подумав, что хозяин целиком и полностью на его стороне. – Мало того, что она по всему терему прорыскала, все углы обнюхала, а потом твоих слуг начала поучать, так она и до меня добралась.

– Как так? – посмеиваясь про себя, осведомился Эрик.

– Требует у меня ключи от кладовых, от клетей и амбаров, говорит, что хочет запасы проверить. Господин, статное ли это дело, чтоб пришлая старуха везде свой нос совала, по кладовым шарила?

– Да, с этим разобраться надо, – задумчиво протянул Эрик.

– Вот и я говорю, что надо, – поддакнул обрадованный заступничеством хозяина Свен.

– Только ключи ты ей все ж таки отдай...

– Как так отдай? – опешил Свен. – Это что ж, она там все вверх дном перевернет, в каждую щелку заглянет?

– А что, Свен, может ты боишься, что старуха что не то увидит, а? – уже сурово осведомился Эрик. – Так вот слушай и другим передай, что старуха эта с сегодняшнего дня моя ключница. Понял?

Про себя Эрик подумал, что не удосужился даже узнать имени старухи, и теперь ему приходилось обходить этот момент стороной.

– Ну, что стоишь? Иди, ты ее помощником остаешься... Но попробуй ей хоть слово против сказать – живо шкуру спущу и к госпоже в деревню отправлю.

– Помилуй, хозяин! – загнусавил Свен, – Ничего худого я против этой бабушки и в мыслях не имел. Я ж не знал, что она ключница твоя, и никто не знал.

– Ну, так теперь знаешь. Пошел прочь! Да позови мне... ключницу.

Бабка явилась почти сразу. Была она вся какая-то всклокоченная и растрепанная – видно, нелегко ей дался бой за ключи.

– Ну, что, старая, нагнала страху на моих холопов? – ухмыльнулся Эрик.

– Дрянные, скажу я, у тебя холопы. Совсем от рук отбились, хозяйское добро не берегут, от работы отлынивают, только себе добра нахапать и норовят и...

– Постой, постой, бабка. Я уже слышал, как ты моих слуг чихвостила, так что теперь знаю, каких подлецов все это время возле себя держал. Я тебе вот что скажу: раз ты так за мое добро радеешь, то уж бери ключи от кладовых и становись ключницей.

– Я, ключницей? – голос бабки задрожал.

– А что? Ты бабка еще справная, резвая, справишься, небось. Или нет?

Бабка, раскрасневшаяся как девица, потупила глаза и скромно произнесла:

– Думаю, что справлюсь, господин хозяин.

– Только вот кое-что в тебе подправить следует, – продолжал Эрик.

– Чего еще? – встрепенулась и ощетинилась старуха, готовая до конца отстаивать неповторимость своего характера.

– Одежу тебе надобно новую справить, вот что, – ответил Эрик.

Лицо старухи вытянулось. Потом она, по-видимому, решила все же протестовать, но поглядела на свою штопаную-перештопаную рубаху, и спорить не стала. Сказала только:

– Спасибо, господин-хозяин, – и непривычно тихо исчезла за дверь.

– Ключи сегодня же у Свена возьми и его у себя в помощниках оставь, – вслед ей крикнул Эрик.

Прошло несколько дней с тех пор, как Эрик вернулся в Киев. Он уже привык заново к родному городу и теперь старался сделать так, чтобы его полюбила и Лаура. Страдала фряженка от холода, от чужих нравов незнакомой страны. Русская речь плохо давалась ей, и это тоже обижало – словечком перемолвиться она могла только с Эриком, только через него обратиться к слугам. А слуги за ее спиной смеются над ней!

Постепенно угасал в Лауре тот свет, которым полны были ее глаза, исчезала радость жизни. Эрику казалось, что Лаура грустит по далекой родине. Вроде бы, что ей там – рабство, голод, чужая воля? А все равно – могла она там с любым человеком поговорить, да и от холода не мучалась.