оперативный штаб, «горячая линия», зал ожидания в аэропорту. Я в зале ожидания, моя задача – работа с родственниками погибших, часть из которых уже находится здесь, но многие будут еще прибывать.

Родственники погибших либо уже приехали, либо едут в аэропорт. В этот день все они собирались встречать отдохнувших и загоревших родных и близких. Но их близких больше нет в живых.

Мы не можем вернуть погибших, но мы находимся рядом с их родственниками. Сейчас важно не только работать с острыми реакциями, но и оказывать сопровождение – правильно информировать людей обо всех процедурах, которые необходимо пройти сейчас и в последующем. Мы должны каждому родственнику дать всю необходимую достоверную информацию.

Родственники погибших прибывают в зал – все уже в курсе случившейся трагедии. Мы подходим к каждому, записываем его данные, спрашиваем, кто из его родственников или близких был на борту самолета, потом уточняем актуальную информацию и сообщаем человеку:

– Человек с такими инициалами был на борту… сейчас вам нужно с документами обратиться… это находится по адресу… я запишу вам на листке бумаги… здесь номера «горячей линии»…

Эксперты уже сообщили, что визуального опознания погибших не будет: у их родственников будут проводить забор биоматериала – материала ДНК, по которому и будут опознавать.

Мои знакомые знают, где я работаю, и догадываются, где я сейчас нахожусь. От некоторых из них приходят сообщения на телефон примерно такого содержания: «что там у вас, все жестко?», «можешь прислать фото, что происходит там?», «в интернете пишут, что воронки нет и не было никакого падения самолета». Некоторым если и отвечаю, то коротко: «работаем», «я норм» – никаких фото, конечно же, я не отправляю. А подобные вопросы в сообщениях только вызывают у меня негативные эмоции – на них я не отвечаю.

Хотя один «фотограф» все-таки нашелся – кто-то из сотрудников одного из ведомств, работающих на месте, выложил на своей странице в социальных сетях фотографию того, что осталось от человека после крушения самолета, – смесь останков и металла. Одно дело – сфотографировал, возможно, для работы, мы тоже делаем рабочие фотографии с места происшествия, но выложить фото в своем аккаунте – это действие никак не поддается объяснению.

В зале ожидания с родственниками погибших работают не только психологи МЧС, но и специалисты других ведомств. Но готовность и включенность психологов разная: кто-то работает с нами в одной связке – и это очень помогает нам, а кто-то тихо сидит в стороне. Это зависит уже не от принадлежности к тому или иному ведомству, а от профессиональных и личностных качеств специалиста.

Работаем с родственниками. С каждым стараешься говорить спокойно, тихо – это помогает подстроиться человеку под твою манеру разговора, особенно тем, кто сейчас находится в агрессивном или истероидном состоянии. Обращаешься по имени, чтобы человек ощутил присутствие рядом другого человека. Предлагаешь питье, а если начинается истерика – аккуратно отводишь в сторону, подальше от людей. Там, в стороне от ненужных зрителей, истероидная реакция переходит в плач – выход эмоций.

Самые опасные из стрессовых реакций – это истерика и агрессия: часто человек не может справиться с ними самостоятельно и заражает окружающих. Если такие реакции не купировать сразу и допустить так называемое заражение окружающих – это приведет к массовой агрессии. Видели когда-нибудь, как ведет себя агрессивная толпа? Она сметает все на своем пути. В толпе каждый становится смелее, ведь сразу же исключается личная ответственность – один из сдерживающих факторов.

На «горячую линию» поступает достаточно много звонков от местных жителей – они предлагают свою помощь. Эти люди готовы помочь материально, готовы развозить родственников погибших и даже предлагают временно поселить их у себя – ведь впереди еще следственные и прочие процедуры, которые требуют определенного времени.

К входу в терминал аэропорта люди несут цветы и детские игрушки – ведь среди погибших есть дети. С раннего утра и до поздней ночи наблюдается это траурное шествие.

Мне сообщают, что возле входа в терминал находится мужчина с истерикой. Выхожу из зала ожидания и направляюсь на улицу. Уже издалека вижу, что возле места возложения цветов стоит и кричит мужчина, вокруг него собрались люди.

Я пробираюсь через толпу и подхожу к мужчине – он постоянно вскидывает вверх руки, ходит взад-вперед, выкрикивает повторяющуюся фразу «за что?». Здесь много зрителей, и все они смотрят на этого мужчину – самые что ни на сеть благоприятные условия для истероидной реакции. От мужчины исходит запах алкоголя. Алкоголь – стимулятор, и он способен усиливать реакции, в том числе стрессовые. Начинаю задавать открытые вопросы, становлюсь к мужчине полубоком, закрывая от него очевидцев. Начинаю понемногу уводить его в сторону. Мужчина не успокаивается, и я веду его к медикам – ему что-то дают выпить, и через пять минут он успокаивается.

Администрация аэропорта в зале ожидания организовала питание и питье для родственников погибших. Сотрудников ведомств, работающих здесь уже почти сутки – еще с прошлой ночи, – тоже обеспечивают едой и напитками. Здесь же, в зале ожидания, все время присутствует кто-то из духовенства.

Прилетел министр, он сейчас находится в оперативном штабе.

Иерей, который сейчас так же, как и мы, несет свою смену, рассказывает нам, что министр подарил ему сапоги.

В понедельник я ушел в отпуск…

После крушения самолета прошло уже несколько месяцев – время, как всегда, пролетело быстро. С сегодняшнего дня начинается выдача останков погибших в морге, расположенном на территории одной из городских больниц. Это наш новый участок работы, где мы будем оказывать психологическое сопровождение процедуры выдачи.

Мы приезжаем на место рано утром, до первой процедуры еще два часа. Поднимаемся в кабинет к заведующему, представляемся ему и рассказываем о том, как мы планируем свою работу, – согласовываем свои действия.

Все процедуры выдачи проходят по очереди, между ними перерыв около двадцати минут, но бывает и по-другому – идут одна за другой. Мы сопровождаем каждую такую процедуру.

Каждый день, в половине восьмого утра, мы уже стоим возле здания морга. Рабочее время у нас здесь длится в среднем до четырех часов дня, когда заканчивается последняя процедура из запланированных на этот день. После этого мы сразу едем на работу – там уже накопилось много важных и срочных дел. Но, приезжая в свое подразделение, я в первую очередь иду в душ, который находится в водном комплексе отдела реабилитации, – чтобы смыть запах морга, которым успеваешь пропитаться за день.

Если между выдачами есть время, мы идем и покупаем себе кофе – возле здания больницы всегда стоит мобильная кофейня, где продают напиток из машины. Быстро пьем и идем обратно к моргу.

В один из дней нам в усиление добавляют двух новых сотрудниц из