Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа третьего дня симпозиума проходила по секциям, а вечером в ресторане «Лабиринт» на Большом Арбате, был банкет для участников симпозиума; среди гостей я увидел моего руководителя сектора в НИИ Анатолия Лазарева, вероятно, Замощик организовал его поездку, хотя он к теме семинара никакого отношения не имел; а вот почему сам Замощик не присутствовал, мне уже было понятно, ну и Бог с ним; мы сидели вместе за длинным боковым столом; почётные гости, официальные лица и «генералитет» сидели в середине зала; в течение часа на сцене было показано красивое шоу и канкан, исполняемый полуобнажёнными девушками из варьете.
Время проведения симпозиума совпало с 70-летним юбилеем С.А.Миронова; ещё в Красноярске я купил красивую картину художника Мешкова, на которой был изображён Красноярский северный пейзаж: тундра, снег, олени, т.е. «зимнее бетонирование»; в начале банкета произнесли тосты руководители РИЛЕМ, крупные зарубежные учёные, а затем началось чествование Миронова, которого поздравляли и вручали подарки; я тоже стал в очередь со своей большой картиной, поздравил моего руководителя, показал картину, она ему понравилась, обнял меня и поцеловал.
Началось застолье, мы обратили внимание, что на нашем столе был явный перебор с водкой и недобор быстро исчезающей чёрной икры, а обслуживали стол молодые официанты; солидный мужчина, сидевший рядом со мной, в не особенно вежливой форме (все уже немного выпили) обратил внимание официанта на это несоответствие; все мужики за столом поддержали настойчивое требование насчёт икры; официант растерялся, что-то пробормотал и скрылся за перегородкой, откуда приносили блюда; через пару минут он принёс полную суповую тарелку с икрой и поставил на стол прямо напротив нас. «Вот это другое дело, парень», – сказал ему мужчина; мы теперь имели хорошую закуску к водке – «Cornu copiae» (Рог изобилия, из греческого мифа о богине Амалтее). Заиграла музыка, начались танцы, но женщин было совсем мало; пришлось идти к почётному столу, за которым оживлённо разговаривали учёные, а их жёны скучали; я нахально пригласил одну из них, мы танцевали, спросил её: «Шпрехен зи дойч?», она спросила меня, знаю ли французкий, мы оба рассмеялись; этим банкетом завершился симпозиум.
LXVIII
На следующий день я должен был уезжать в Красноярск, пошёл в НИИЖБ, где узнал, что ВАК утвердил мою диссертацию; днём я решил наконец-то погулять по весенней Москве; хотел попытаться купить билет в Большой театр, взвесил свои шансы, которые были невелики, а запас наличных и того меньше, ведь моя зарплата равнялась 176 руб., естественно, ничего не вышло; на Петровке, недалеко от Большого театра, я решил сделать себе подарок – купить хорошие часы; зашёл в фирменный магазин и за мной сразу закрыли дверь, был конец работы; я стал выбирать: часы самого лучшего 2-го московского часового завода стоили 32 рубля, а такие же, но позолоченные – 36 рублей, немного подумал, не стал экономить; выписали чек и я, последний покупатель, заплатил в кассу; когда получал часы, увидел впервые необычную сцену: из внутреннего помещения вышел лысоватый пожилой низкорослый мужчина в белом халате, возможно, директор; подошёл к кассе, кассир быстро покинула своё место, что меня удивило; «директор» уселся на её стул и начал снимать кассу. Вышел я на Петровку, нанёс визит в известный мне со студенческих времён винный магазин в Столешниковым переулке, чтобы привезти домой бутылку отличного хереса и обмыть часы.
Полный впечатлений от всех московских событий, решил ехать поездом, чтобы хорошо отдохнуть; в купе был только один пассажир, симпатичный молодой майор, который ехал в Тюмень; мы познакомились и хорошо общались; однако на нервы действовало только одно: радист поезда все четыре дня постоянно передавал песню, прекрасно исполняемую Аллой Пугачёвой «…миллион, миллион алых роз…», и она непрестанно звучала в ушах; выключить радио не представлялось возможным, поскольку громкий звук доносился из коридора – яркий пример того, как хорошая песня может вызвать отвращение. Я с удовольствием читал документальную книгу, которую дал мне Эрик (с возвратом!), о талантливой советской разведчице Рут, работавшей в нацистской Германии, и однажды сосед тоже прочёл несколько страниц, после чего так увлёкся, что стал уговаривать меня отдать ему книгу за любые деньги; я, естественно, отказался, но разрешил ему читать, что он и делал днями и ночами, вплоть до Тюмени. В поезде я любовался осенними пейзажами, как следует выспался и прибыл в Красноярск хорошо отдохнувшим.
LXIX
Вскоре получил из ВАК заказную бандероль: в большом маркированном конверте находился красивый диплом кандидата наук; сделал копию диплома и передал её в отдел кадров, наивно полагая, что директор мне повысит зарплату; этого не случилось, мой оклад по-прежнему составлял 176 рублей; теперь Замощик и по его наущению Лазарев, начали довольно нагло требовать, чтобы я стал ответственным исполнителем госбюджетной темы по электропрогреву бетона; ещё ранее я объяснил А.И., что возьму в Минтяжстрое тему по внедрению противоморозных химдобавок в северных регионах, но шеф упёрся; расчёт, безусловно, присутствовал в его действиях, другими словами, его заботила теперь лишь загрузка новых бездействующих сотрудников.
Воспоминания этих дней коснулись, и то вскользь, лишь завязки финала моих отношений с Замощиком; я знал французскую пословицу: «Если не можешь делать то, что нравится, пусть тебе нравится то, что делаешь»; но я не мог идти против своей воли, тогда же где-то прочёл: «Всякий, кому предстоит делать дело, увидит, что, прежде всего, он должен познать, что он такое и на что способен. Кто достаточно знает себя, тот не посчитает чужого дела своим, тот больше всего любит себя и печётся о своём благе, тот отказывается от бесполезных занятий, бесплодных мыслей и неразрешимых задач». Поговорил с шефом наедине, и единственно чего добился, так это, помогая Тане Кондрашиной ставить эксперименты, я мог совместить прогрев с введением химдобавок в бетон; это было мне интересно, а результаты она могла бы использовать
