как, например, младшие Каплинские и все Маевские, или вернулся во Львов, как Матушевские, но и там непросто. Однако в Варшаве ситуация, похоже, хуже всего. Все смотрят, перешептываются. Барбара, жена Воловского, говорит, что Франтишек слишком энергичен и поэтому слишком привлекает к ним внимание. Он принял участие в «Черной процессии»[224], которая требовала прав для мещан. А еще Воловский – активный член купеческой гильдии. У него процветающая пивоварня, дом, он ссужает деньги другим, его имя, многократно умноженное сыновьями и двоюродными братьями, колет глаза. Вчера, например, Барбара обнаружила на двери листок бумаги с размазанным, кое-как напечатанным текстом:

Франк – суеверный еретик и лоб свой крестит странно.

А все ж ему любой поляк дукаты платит справно.

Они ему поклоны бьют, в почете он, в фаворе.

Указ же место ему дал в тюрьме на Ясной Гóре.

Он получает свой оброк за водку и за пиво,

Мильоны с Польши нацедил. Куда как справедливо

Конец всем тайнам положить, бессмысленным по сути.

Коли и вправду крещены – пускай живут как люди[225].

Heiliger Weg nach Offenbach[226]

Подлинный дом Божий находится в Оффенбахе, так было сказано Йозефу фон Шёнфельду, подростку, племяннику Томаса Шёнфельда из Праги, и началась подготовка к отъезду. Следует признать, что, помимо священного пути, который обязан пройти каждый правоверный, речь идет также о практическом аспекте: о том, чтобы избежать армии, служба в которой является обязанностью крестившихся евреев. Путь вел через Дрезден, где мальчики без дополнительных разъяснений должны были получить рекомендательные письма от барона Эйбешюца, хотя Йозефу с фамилией фон Шёнфельд – как утверждала мать – они и не требуются. С ним ехали двое ребят, оказавшихся в подобной ситуации.

Прибыв наконец в июне 1796 года в Оффенбах, они провели целый день в ожидании аудиенции у Госпожи среди пестрой, многонациональной толпы молодых людей; некоторые, уже одетые в странные мундиры, упражнялись в строевой подготовке, другие просто бродили по двору, а когда хлынул дождь, им разрешили спрятаться под крышей галереи. Йозеф с любопытством разглядывал статуи, изображавшие фигуры, в которых смышленый мальчик легко опознал мифологических персонажей. Например, имелся тут ненавистный Марс – рыцарь, облаченный в доспехи, с алебардой, у его ног стоял Овен, знак зодиака, которым управляет Марс, но Йозефу этот Овен казался скорее символом всех тех, кто, подобно баранам, оказывается под властью генералов и становится пушечным мясом. Гораздо больше ему пришлась по душе фигуристая Венера, чьи формы он обсуждал с товарищами.

Лишь к вечеру они удостоились приема у этой Госпожи.

Женщина лет пятидесяти, очень нарядно одетая, с белыми ухоженными руками, с пышными, еще темными волосами, убранными в высокую прическу. Пока она читает письмо, Йозеф как зачарованный разглядывает ее собаку – высокую и худую, напоминающую скорее громадного кузнечика и не сводящую с мальчиков глаз. Наконец женщина говорит:

– Вы приняты, мои дорогие. Здесь вас обучат правилам, прилежное соблюдение которых принесет вам подлинное счастье. Здесь – подлинное спасение.

Женщина говорит по-немецки с сильным восточным акцентом. Она отпускает других мальчиков, а Йозефу велит остаться. Потом встает, подходит к нему и протягивает для поцелуя руку.

– Ты племянник Томаса?

Он отвечает утвердительно.

– Это правда, что он умер?

Йозеф опускает голову. Со смертью дяди связана какая-то неловкая, постыдная тайна, в которую его так и не посвятили. Йозеф не знает, в том ли дело, что Томас по какой-то неведомой причине позволил себя убить, или там нечто другое, о чем ему не сказали.

– Вы его знали, не так ли? – спрашивает Йозеф, чтобы избежать дальнейших расспросов.

– Ты немного похож на него, – говорит Прекрасная Госпожа. – Если захочешь поговорить со мной или о чем-то попросить, я всегда рада тебя принять.

На мгновение Йозефу кажется, что она смотрит на него с нежностью, и это придает мальчику отваги. Он хочет что-то сказать, внезапно преисполняется любви и благодарности к этой печальной женщине, которую с той Венерой из красного песчаника связывает какая-то таинственная нить, но не может ничего придумать, поэтому только робко бормочет:

– Благодарю вас, что вы разрешили приехать. Я буду хорошим учеником.

При этих словах Госпожа улыбается – Йозефу кажется, что кокетливо, словно молоденькая девушка.

На следующий день мальчикам велят подняться на самый верх, где живут так называемые старики.

– Вы уже были у стариков? – твердили им до этого, так что Йозефу стало любопытно, что это за старики такие. Ему все время кажется, будто он оказался в одной из тех сказок, что рассказывала ему мать, полной королей, прекрасных принцесс, заморских путешествий и безногих мудрецов, сторожащих сокровища.

У этих, как выясняется, ноги есть. Они сидят за двумя большими столами, полными книг, стопок бумаги, свитков. Явно заняты какой-то работой. Выглядят как евреи, как еврейские ученые, которых можно увидеть в Праге, – с длинными бородами, но одеты по-польски, в некогда яркие, а теперь слегка поблекшие сюртуки. На манжетах – нарукавники, защищающие от чернил. Один из стариков встает и, едва глянув на них, вручает по листочку, на котором напечатан какой-то странный рисунок – связанные друг с другом круги, а затем говорит с таким же акцентом, как у Прекрасной Госпожи:

– Сыновья мои, Шхина находится в плену, заточенная Эдомом и Исмаилом. Наша задача – освободить ее от пут. Это случится, когда произойдет слияние трех Сфирот в единую Троицу – тогда свершится спасение. – Костлявым пальцем старик указывает на круги.

Ris Krąg hebrajski (3)

Товарищ искоса бросает на Йозефа насмешливый взгляд, он явно сдерживается, чтобы не засмеяться. Йозеф разглядывает помещение и замечает странное сочетание: на первом месте висит крест, рядом с ним образ католической Богоматери, но, если присмотреться к ней внимательнее, оказывается, что это портрет Прекрасной Госпожи, украшенный так же, как украшают в костелах и часовнях Богоматерь, а ниже виднеются портреты каких-то мужчин и стоят фигуры с еврейскими буквами, значения которых он совершенно не понимает. Только на одной из таблиц он узнает названия, которые запомнил, но их более глубокого смысла не знает: Кетер, Хохма, Бина, Хесед, Гвура, Тиферет, Нецах, Ход, Йесод и Малхут[227] – соединенные между собой линиями, они объединяются в одно понятие Эйн Соф.

Старик говорит:

– Уже две Сфиры появились в человеческом обличье. Теперь мы должны ждать пришествия последней. Слава тому, кто избран для того, чтобы соединиться с Тиферет, то есть Красотой; он и