— Я бы предпочла извинение!

— Неужели?

Потягивая чай, Элли раздраженно осознала, что гнев к герцогу куда-то улетучился.

Она больше на него не сердилась. И плакать уже не хотелось. Напротив, какая-то ее часть даже улыбалась. Или, скорее, смеялась над выражением «маленького виноватого мальчика» на лице невозможно высокомерного человека. Учитывая, как больно ранил Элли его сарказм всего несколько минут назад, это казалось совершенно нелогичным.

Если не считать…

Даже если не принимать в расчет покаянное выражение его лица, Элли сильно сомневалась, что Джастин хоть раз за всю свою привилегированную жизнь приносил женщине чай. Сегодня это было чем-то вроде извинения. Для высокомерного герцога все равно, что опуститься перед ней на колени.

Она поставила пустую чашку на прикроватный столик.

— Спасибо. Мне уже немного лучше.

— Хорошо. — Он сел на постель рядом с ней и взял ее маленькие руки в свои большие ладони. — Элеонора, я действительно перед вами виноват. Я прошу у вас прощения за свою сегодняшнюю вспышку.

Элли удивленно посмотрела на него, и без того смущенная его прикосновением.

— Вы правда передо мной извиняетесь?

Он кивнул:

— Я по меньшей мере вел себя невоспитанно. Я был немного… не в себе после того, как увидел именно Личфилда рядом с каретой бабушки. Но мне не следовало срывать на вас свое плохое настроение.

От его внезапной близости у Элли забилось сердце, щеки потеплели, дыхание участилось, и он наверняка чувствовал, как дрожат ее пальцы в его руке.

— Мне кажется, вам не стоит находиться в моей спальне. Вдовствующая герцогиня…

— …однозначно дала мне понять, что считает меня вашим дядюшкой, а в таком случае это вполне допустимо, — сухо сообщил он.

Его лицо выразило при этом столь сильное отвращение, что Элли снова испытала желание рассмеяться. Как странно, всего несколько минут назад ей казалось, что она больше никогда даже не улыбнется. Джастин же оказался совершенно не готов к тому, что губы Элли сначала весело дрогнули, а потом открыто растянулись в улыбке, и она издала хрипловатый смешок.

— Не понимаю, что здесь такого забавного, — произнес он.

— Наверное, то, что… — Она, улыбаясь, покачала головой. — Сама мысль, что вы можете стать добрым дядюшкой молодой девушке, кажется мне удивительно смехотворной!

Джастин нахмурился:

— Не могу с вами не согласиться.

Ее зеленые глаза весело заблестели.

— Ваша репутация повесы необратимо пострадает, если это станет достоянием общественности!

Он замер на месте.

— Вы хотите сказать, что в обществе меня считают повесой?

— О да, — закивала Элеонора.

— И вы тоже так считаете? — Он мрачно нахмурился. — Что я при каждой удобной возможности заманиваю женщин в постель и занимаюсь этим все дни и ночи напролет?

— Ну… может, не все дни, — озорно признала она. — Вы же должны когда-то выделять время для исполнения герцогских обязанностей! К тому же вчера на балу я слышала сплетню, будто не все эти женщины были уж так молоды или свободны.

— Меня обвиняют еще и в связях с замужними женщинами? — резко спросил он.

Элли подняла темно-рыжие брови.

— Вы, кажется, удивлены, что в обществе так хорошо осведомлены о ваших амурных делах.

— Я удивлен, что вы успели набраться столь абсурдной и неприличной ерунды! — Он выпустил ее руку, вскочил и беспокойно прошелся по комнате после чего застыл у окна. — Кто позволил себе столь непристойные замечания?

Элли озадаченно посмотрела на него:

— Не помню точно, от кого слышала.

Он стиснул зубы. На щеке явственно пульсировала жилка.

— А вы постарайтесь!

Элли медленно покачала головой.

— Они говорились не мне, я просто слышала, как люди обсуждали вашу нынешнюю любовницу и кого из мужей вы сделали вчера рогоносцем.

— Уверяю вас… — начал было Джастин, но прервался, осознав, что снова сердится. Репутация никогда раньше его не беспокоила — до тех пор, пока он не услышал те же слова из уст Элеоноры. — Я хочу, чтобы вы знали: я питаю глубочайшее уважение к брачным узам и никогда не имел желания уложить в постель замужнюю женщину. У меня нет любовницы вообще.

Элли поняла, что, повторив услышанные на балу слухи, ухитрилась нанести ему глубокую рану. Об этом явственно свидетельствовало выражение его лица.

— Я не хотела вас оскорбить, ваша светлость.

— Я нисколько не оскорблен.

— Позвольте с вами не согласиться…

Его лицо немного смягчилось.

— Вы меня не оскорбили, ни своими, ни чужими словами. Мое неудовольствие связано с людьми, которые от нечего делать распространяют скандальные, ничем не подкрепленные слухи! — Последние слова прозвучали намного жестче.

Элли осознала, что он говорит искренне, ему действительно неприятно такое мнение общества. Для нее самой эти слухи, ввиду их с Джастином недавней близости, были чрезвычайно болезненны. И мысли, что у него есть любовница и с бала он отправился прямо к ней, только усиливали ее вчерашнюю бессонницу. Джастин это горячо отрицал. Не чересчур ли горячо?

Нет, она все-таки так не думала. Джастин оставался все тем же, временами жестоким, злым и невыносимым, но она знала, он честен, именно честность и прямоту следовало винить за все остальные столь раздражающие ее черты! Раз он говорит, что не имеет сейчас любовницы, замужней или незамужней, ему можно верить.

Элли ощутила огромное облегчение, будто с плеч свалилась невыносимая тяжесть, которой она даже не осознавала и которая вновь заставила ее задуматься о своих чувствах к этому непостижимому человеку. Правда, даже задавая себе эти вопросы, она знала, что не захочет на них отвечать.

Элли поднялась.

— Я не сомневаюсь, что вдовствующая герцогиня очень терпелива, но, возможно, вам пора к ней вернуться? — Она стиснула руки. — Мне необходимо переодеться к ужину.

— Вы так и не сказали, верите ли моим словам.

Она пожала плечами:

— Какая разница, верю я вам или нет?

Джастин сузил глаза, заметив, как воинственно она вздернула подбородок и пристально уставилась на него. И осознал, что пытается перед ней защищаться. Разумеется, это неуместно, его не должно беспокоить, что о нем думает его юная подопечная.

— Абсолютно никакой, — наконец протянул он.

Она тут же опустила глаза.

— Как я и предполагала.

Джастин коротко поклонился и зашагал к выходу.

— Увидимся за ужином, — добавил он у самой двери и взялся за ручку.