– Ну как же, – в голосе израненного колдуна уже не было и следа ерничанья, только боль. – Ты ведь победу одержал. Чернокнижника поганого прищучил. Можешь добивать.

– Ага, как же, вот прямо сейчас и начну, – священник обернулся к маячащим сзади братьям: – За аптечкой сходите кто-нибудь! И бинтов побольше захватите – перевязать его надо нормально, а не тем непотребством, что он обмотался. Болеутоляющего армейского возьмите – помрет, не ровен час. Да быстро!

– В благородство играешь! В доброту слюнявую, – сидящий в кресле попытался резко податься вперед, но тут же, зашипев от боли, свалился обратно, – хороша доброта – с острым ножиком!

– Да не играю я, пойми ты, наконец! – священник сделал шаг в сторону, пропуская братьев, вернувшихся со двора с бинтами и спецназовской армейской аптечкой. Двое из них сноровисто принялись оказывать хозяину дома медицинскую помощь – обрабатывать раны, перевязывать, вкалывать что-то. Третий тут же встал чуть сзади и сбоку от кресла, не спуская с раненого цепкого взгляда. Ну, так… на всякий случай. Отец Михаил тем временем как ни в чем не бывало продолжал беседу.

– В том беда твоя, что не можешь понять очевидного и поверить в него. Не играю я, не стараюсь кому-то или себе что-то доказать. Просто поступаю, как должно. Я ведь священник, а потому милосердие проявлять обязан ко всем – даже к такому, как ты. А по поводу острого ножика – тут не обессудь. Не надо заповеди трактовать буквально и вульгарно. Ты, прости, уже не человек. Бога отринув и на свой черный путь встав, ты в чистое зло превратился. А кто безучастно на зло взирает, тот его множит. Бороться с ним – Божье дело, правильное. И победу над тобой не я одержал, и не те братья, что серебром тебя маленько поучили. То Господь побеждает того, кого ты себе в хозяева избрал. Так было, так есть и так будет! Вот зря ты этого не понял в свое время, когда еще не погряз окончательно.

– Я не зла хотел… Знаний! И силы… – поникший головою колдун говорил тихо. Телесная боль от сверхмощных препаратов должна была уже уняться, но вот душевная, похоже, терзала еще сильнее.

– Ой, вот только этого не надо! – отец Михаил поднял руку, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – Таких отговорок я предостаточно наслушался! И от тебя в том числе, когда ты этот, как его… и не упомню уже, первый клуб свой создавал то ли «белой магии», то ли «чистой энергии». Про целительство вещал, про «очищение через карму» и прочую, прости Господи, дурь! А потом одна из пациенток твоих едва не преставилась во время «лечебного сеанса», а другую чудом успели из петли вынуть, насилу отмолили потом! Доцелительствовал! Ну, появились мы вовремя, прекратили ваши занятия богопротивные. Тебя вразумить пытались, втолковать, что лезешь в запретное, в бесовщину, в грех тяжкий сам стремишься и других тащищь. А ты что? Вместо покаяния в глушь переехал, и не просто за старое принялся, а в самое что ни на есть гнусное чернокнижие ударился?! Знаний ты хотел? Власти ты взалкал, над людьми и над миром и за обещание этой власти душу нечистому продал!

– Не продавал я души!

– Кому лжешь?! Себе? Или ты думал, что можно с нечистым по чуть-чуть якшаться? Нет уж – тут или ничего, или все. Пропал ты, Мирон, совсем пропал, – священник впервые назвал давнего, как видно, знакомца по имени. – Мало того что порчу наводил, приворачивал-отворачивал, в зверя перекидываться начал, тем самым образ и подобие Божие, тебе при рождении даденные, осквернив, так теперь ведь и смерть на тебе.

– Чья смерть? – колдун вскинулся как ошпаренный, забыв о ранах.

– Твоих рук дело? – отец Михаил протянул хозяину дома листок с колдовскими письменами, до этого переданный ему Алексеем.

– Это – нет! Это – не я!

– Врешь! Вижу, что врешь! От кого еще подобное непотребство могло к девчонкам – соседкам твоим попасть? Кто их на «гадание» надоумил, вместо которого они демона вызвали?! – священник повысил голос, глаза его горели праведным гневом обличителя, а колдун, похоже, начал жалеть, что не истек кровью до его прихода…

– Да! Да… моя вина! Я им эту бумагу передал. Но писал не я – не под силу мне такие гримуары. Не того я полета птица, – хозяин дома уже не пытался «идти в отказ». И Леша с восхищением подумал, что умению отца Михаила «колоть» подозреваемого могли бы позавидовать самые матерые опера.

– Птица?! Тварь ты, прости Господи, смрадная! И не говори, что понятия не имел, что несмышленым дурехам подсовываешь! Не сам, говоришь, писал? А кто? Откуда взялось?

– Женщина мне его передала! Ведающая. Приезжала… Раз, потом второй – с ученицей. Сказала, что еще учениц себе ищет, но надобно испытать их. Потому, что соплячек, у которых только парни да привороты любовные в голове – пруд пруди. А тех, кто с серьезными силами дело иметь не побоится – раз-два и обчелся. У нее, мол, времени нет со всякой шелупонью возиться, так что пусть пробуют – у кого получится, того она под крыло и возьмет. Им золотые горы обещала, ну и мне тоже… много чего…

– Вот оно, значит, как?! Вы тут опыты ставили? – на лицо отца Михаила в эти минуты невозможно было смотреть без страха. Очень уж мало в нем осталось от облика смиренного слуги Божьего. На колдуна смотрел капитан спецназа, когда-то снимавший в далеких горах «духовских» часовых голыми руками. Казалось, еще мгновение и звук треснувших позвонков раздастся и в этой комнате. – А знаешь-ка что? Я вот сейчас тебя отведу на двор, где как раз вся родня этих девчушек собралась. И той, что умерла жуткой смертью, и той, что, похоже, с ума сошла. Там тебя и оставлю, а перед этим кое-что родственникам растолкую. Я, может, тоже опыт поставить хочу – на предмет того, что конкретно они с тобой сделают.

– Не-е-ет! Ты – священник – тебе нельзя так! Ты так не можешь! – колдуна от ужаса трясло так, что на свежих повязках снова выступили алые пятна.

– Могу… Но не сделаю, – отец Михаил закрыл на несколько секунд глаза, а когда открыл, это были снова глаза священника, призванного не карать, а наставлять и прощать, – не мне отмщение, но Господу… Собирайся!

– Куда?

– А тут недалеко – в монастырь. Каяться. Господь всемилостив – шанс есть у каждого. Раскайся искренне, молись и проси о прощении – может, и получишь его.

– В монастырь? – хозяин дома скривился, как от лимона. – Как же, слышал я о том монастыре. И о подвалах его – тоже!

– Ну, вот – слышал. А теперь и увидишь! – ни жалости, ни сочувствия в голосе отца Михаила не было. Это был приговор – окончательный и обжалованию не подлежащий.

Хочешь насмешить Господа – расскажи ему о своих планах. Не очень-то корректная с точки зрения воцерковленного человека поговорка, тем не менее как нельзя лучше отражала суть того, что творилось на душе у Алексея, когда он выруливал со двора. Нет, но ведь как все замечательно складывалось – после купальской, будь она неладна трижды, ночки, ему были предоставлены вполне заслуженные выходные. Съездил, блин, на рыбалку…

Отъезд из городка затянулся, потому как приготовления к нему вылились в массу вроде и не особо серьезных, но страшно муторных, вяжущих по рукам и ногам дел. Одним из самых неприятных моментов предполагался разговор с начальником местной милиции, лично, как и положено, прибывшим на место ночного разгрома. Однако, против всех ожиданий, этот седой в свои сорок лет подполковник оказался, во-первых, человеком верующим, а во-вторых, битым-перебитым сыскарем, а не воином кабинетных «фронтов». То ли самому довелось сталкиваться с чем-то… эдаким, то ли по другой причине был «в теме», но сказки рассказывать ему не пришлось. Да и вряд ли имело бы смысл – «детектор лжи» у такого рода людей встроенный и даст фору в сто очков любому электронному полиграфу. После недолгого разговора «тет-а-тет» с отцом Михаилом, короткого звонка куда-то «наверх» и снятия свидетельских показаний с «граждан, случайно оказавшихся на месте происшествия» (то есть Сергея, Андрея и самого Алексея), вопрос был решен. «Несчастный случай» – и никакого возбуждения дел и расследований. По Лешиному мнению, все было правильно – привлечь к уголовной ответственности рогатую тварюку было бы, пожалуй, затруднительно, а что до другого непосредственного виновника… Леше почему-то казалось, что предложи кто колдуну Мирону сменить уготованное ему покаяние на камеру в СИЗО, тот побежал бы к «воронку» вприпрыжку от радости. Вот только статьи с составом преступления «убийство с применением колдовства» в Уголовном кодексе не сыщещь, а раз так, то и закончится следствие пшиком, а опаснейший чернокнижник снова окажется среди беззащитных людей. Нет уж, хватит и того, что случилось…