– Это та самая болезнь, которую лечит отец?

– Что‐то вроде того.

– Но ты же постоянно пьешь зелье?

– По большей части да. Зелье или таблетки – одна дрянь. Что? Неприятно в моей шкуре? – смеется он.

Брайт Масон теплая, и Рейв концентрируется на этой мысли. Он не хочет открывать глаза и определять, насколько она близко, не хочет портить все и опять рычать на нее. Сейчас всё более-менее нормально. Болееменее стабильно. Стабильно тяжело. Он очень не хочет осознать, что из видения в окне напротив девчонка превращается в реальное существо. Оно дышит, говорит, касается. Оно настолько близко, что начинает вводить в искушение, как материализовавшийся сон. Это опасно и чревато неприятными последствиями, и тут совершенно по‐детски можно затыкать уши и глаза, вопить: «Если я не вижу, значит, этого нет!»

Увы. Пока план именно такой.

– Я не делала ничего специально, если ты об этом.

У нее очень хриплый голос. Неестественно глубокий, сухой, будто обработан какими‐то чарами или вроде того. Она звучит потусторонне и завораживающе, даже когда совсем не старается, и это необъяснимо приятно для ушей.

Он вспоминает первый раз, когда услышал от нее человеческую речь, это было на крыльце Академии первого сентября. Тогда Брайт сказала: «Пошел к черту». Она обращалась к Энграму Хардину, и тот совсем не расстроился от такого милого приема, напротив, тут же заявил, что эта «цыпочка» окажется в его комнате уже к концу недели. Тогда Рейву показалось, что он ослышался, что это был просто шелест листвы или шум ветра, что‐то такое, природное, естественное.

Но чем чаще он сталкивался с Брайт Масон, тем яснее понимал, что ее голос и есть шум ветра и шорох листвы. Он не лгал ни одной нотой и был сухим как бархат и глубоким как небо. Он все чаще пытался вспомнить то, как она вопила проклятия в холле его дома, но не понимал, почему ничего не выходит.

– Да-да, конечно. Ну, надеюсь, ты уже пожалела, что ввязалась в это… – смеется он.

Она стекленеет, и ее рука, которая лежит на голове Рейва, с силой сжимает его волосы. Он распахивает глаза.

– Это как‐то по‐детски, тебе не кажется? – Он смотрит прямо на нее, знает, что это как‐то неправильно влияет на Масон, она тут же теряется.

Рейву отчасти нравится эта его мнимая власть, как будто он впервые чем‐то действительно обладает, но сама мысль неприятна. Нельзя думать об иной-сирене как о предмете для обладания. Она – ошибка. Досадная, глупая и очень грубая ошибка Ордена, который решил использовать в своих целях иных.

– Отпусти, – выдыхает он. – И проваливай, если полегчало.

– Полегчало, – кивает она.

Ее нижняя губа подрагивает, а верхняя приподнимается, обнажая ровный ряд белых зубов. Рейв изучает лицо Масон вблизи. Оно какое‐то неестественно крошечное по сравнению с просто огромными глазами. Губы маленькие, верхняя губа пухлее нижней, как бывает у детей. Волосы растрепанные, и их слишком много для такого миниатюрного тела. Она острая, угловатая, болезненно худая.

Когда Масон отстраняется, уходит и ее тепло, отпускает магия, но не возвращается боль. Зато кожа головы до сих пор болит от ее захвата. Девчонка нашаривает свою черную тонкую шапочку и натягивает на голову. Теперь нелепая бини торчит вверх гребешком, а из‐под нее – не менее нелепые кудри. Масон нацепила вместо классической водолазки с высоким горлом футболку с длинным рукавом. Ее юбка все такая же короткая. Из-под «Фоксов» сегодня торчат шерстяные бордовые носки. Нелепая, нелепая, нелепая!

Она закидывает на плечо свой рюкзак, и тот висит мешком, полупустой. Бьет девчонку по заднице, длинный хвост не надетой на плечо лямки касается пола. Нелепая! Мелкая! Рейв чувствует что‐то исходящее от нее, но не может понять. Это не страх, не ярость, не ненависть, не похоть. Что‐то неяркое, незнакомое.

– Ты уйдешь или мне тебя вытолкать? – рычит наконец Рейв, сдаваясь. Она не понимает по‐другому.

– До вечера, – говорит Масон, и за ней закрывается дверь. «Фоксы» слишком громко топают, давая понять, что их хозяйка удаляется.

– Спасибо за помощь, – выдыхает Рейв, закрыв глаза. – Мелкая…

Кто она?

– …паршивка.

До вечера! Будто у них назначено свидание.

* * *

– Привет, так, я по делу. Значит, смотри, мне предложили список из трех парней на выбор… Так, где же… м-м… вот! Ты, Листан и Якоб. Я взвесила все за и против и, в принципе, почти определилась. Думаю, что выбираю в женихи тебя. Ты как? Подумай до конца недели. – Шеннен дежурно улыбается и делает пометку в ежедневнике. Стоящий рядом с Рейвом Якоб вымученно стонет и прикрывает лицо рукой, будто за пять секунд успел устать от разговора.

Парни как раз собирались прогуляться до студенческой деревни, когда у крыльца их поймала стайка шестикурсниц. Шеннен отделилась от своей группки с решительным выражением лица и тут же набросилась на Рейва с разговором, который, кажется, долго репетировала прежде. Шеннен на него даже не смотрит, только слабо дергает подбородком чуть вверх и в сторону.

– Я подойду к тебе… так… – Она быстро листает свой ежедневник и кусает кончик карандаша. – Воскресенье… возможно, я не смогу, значит, понедельник. Отлично, подойду к тебе в понедельник и уточню, идет? – Она обводит дату в кружок.

– Окей, – пожимает плечами Рейв. – Обещаю подумать.

И Шеннен Блан, перекинув за спину длинный конский хвост, уходит. Она невероятно хороша сегодня, хотя, скорее всего, ничего нового с собой не сделала, просто обычно не приходилось с ней беседовать дольше трех секунд. У нее ровная белая кожа, мелкие пепельные веснушки на носу, минимум макияжа и почти всегда легкая улыбка на губах. Она бы ни за что не изуродовала себя истериками и злобой, как это делает Бэли Теран. Идеальный выбор.

Шеннен собранная, ответственная. Она на хорошем счету у Ордена, она все записывает в ежедневник и никогда не опаздывает, она понимает свою роль в семье Блан и следует ей безукоризненно.

– Неплохо, – тянет шокированный Фандер, стоящий рядом. – Тебе она… ну… нравится?

– Я откуда знаю?

– Но ты не против, чтобы она была твоей невестой?

– Фан, мы выпускники. У нас у всех должны к концу года появиться невесты, – усмехается Листан. – Только не говори, что веришь в вечную любовь и брак не по расчету!

– Я вообще не верю в брак. И сейчас думаю, как бы эффектно и, самое главное, эффективно пожалеть бедняжку Бэли Теран.

– Не перестарайся, ее родители уже закинули удочку на женихов, – ласково улыбается Листан и хлопает друга по щеке. – Ах, Фандер… что бы я без тебя делала… – жеманно вздыхает он. – Ты такой сильный! Защити меня! – Парни ржут, а Фандер кривится. – Но, в принципе, твой брат тоже сойдет. – И Листан разворачивается к Якобу. – Ах, Энграм, ты такой сильный… – И все четверо начинают неприлично, совершенно не аристократично ржать.