– Так ты тоже читала? Ах ты…

– А вид‐то делала…

Девочки бросаются на Нимею, а она хохочет и уворачивается от стопки полотенец, которую илунженки в нее запускают.

Значит, с нами не было проводника, а это точно чары Фиама, – сокрушенно думает Брайт, наблюдая за потасовкой.

Спать она уходит с кучей сплетен о Бэли Теран, знанием сюжета бульварного романа про магическую связь и уверенностью, что ее жизнь кончена.

* * *

Слава Брайт Масон обходит всю Академию так стремительно, что уже даже не напоминает простые сплетни. Это полноценный информационный шторм. Четыре дня, понадобившиеся, чтобы восстановить силы после взрыва в библиотеке, – а буквально всё, от «Она пыталась убить старосту Хейза» до «Этой дикой не место в Академии», теперь слышится из каждого угла, и Брайт вынуждена смириться. Раньше она была просто иной, одной из многих. Она была сиреной – редкостью, но, допустим, непохожесть на остальных можно было стерпеть. Стать изгоем – последняя капля.

Отныне все ее вечера будут посвящены уборке в библиотеке, и, по словам декана, ее ждет «непростое приключение», так как волшебные книги не сгорают и их недостаточно собрать в совочек и выкинуть. Они высвобождают магию, которая липнет к помещению почище призраков и плесени. Ей предстоит настоящая магическая уборка. На вопрос «А когда учиться?» Гаджи пожимает плечами и печально улыбается:

– Вы исключительно талантливы, Брайт Масон. В том, что касается проблем. И я не могу вам ничем помочь, разве что не исключу.

– К сожалению, – вздыхает в ответ она и идет на первую в своей жизни пару, которую по совпадению сам же Гаджи и ведет.

Нейромодификаторы занимались тем, что препарировали мозги, а точнее, влезали в голову и копались там. Все проблемы – у вас в голове! Это был их негласный девиз, который идеально отражал суть предмета. Практически любую болезнь можно было излечить, просто хорошенько «прочистив мозги». Психические отклонения, депрессии, даже боли в желудке – все это было там, в человеческих нестабильных мозгах. Наука тонкая, сложная. От здорового человека до овоща – один взмах лунным ножом.

Брайт никогда не думала, что пойдет учиться именно на этот факультет. Нейромодификаторы – медицинская элита. И вот теперь сидит Брайт Масон за первой партой и разочарованно смотрит на доску. Тема лекции… лунный нож? Серьезно?

– Кто мне скажет, что такое лунный нож?

И ни одной руки в воздухе, Брайт аж разворачивается и глядит на растерянные лица студентов. Она это проходила еще в четырнадцать!

– Мисс Масон, чему вы так удивлены? – У декана на лице покровительственная улыбка.

– М-м…

– Хотите ответить?

– Да, конечно. – Она пожимает плечами. – Лунный нож – сверхтонкий инструмент, созданный из лунного эфира, позволяющий сделать так называемый живой надрез.

За ее спиной поднимается шепот, и Брайт отчетливо слышит: «Выскочка». А вы‐то сюда зачем пришли? Глазами хлопать или учиться?

– Что такое «живой надрез»? – Эмен Гаджи подходит к своему столу, который стоит как раз напротив парты Брайт, и садится на край, скрестив на груди руки.

Его зеленые глаза кажутся вполне добрыми, и это почти странно видеть, будто непривычное отсутствие стальных клинков во взгляде траминерцев.

Всклокоченные черные волосы и щетина делают декана похожим на несобранного мальчишку, который по какой‐то причине пришел вести пару у студентов, и, если бы он при этом не говорил с таким знанием дела, можно было бы решить, что так оно и есть.

– Искусственно созданное отверстие, которое самостоятельно и бесследно затягивается через пятнадцать-двадцать минут, без вреда для кожного покрова, внутренних органов и самого пациента. Безболезненный и при должной сноровке безопасный метод инвазивного вмешательства.

Гаджи улыбается, и в этом чувствуется какой‐то азарт. Ему нравится то, что Брайт знает элементарные вещи. У него темно-зеленые глаза, и кажется, что они не такие, как у остальных истинных, из‐за этого Брайт чуть больше к нему расположена. У декана очень молодое лицо, он такой же стройный, как тот же Энг, но во всей его фигуре чувствуется удивительное спокойствие. Размеренность и тишина уверенного в себе человека, а не мальчишки.

– Может, вы даже знаете, что такое лунный эфир?

Берет на слабо? Сидящая рядом Нимея ухмыляется.

– Это знает каждый первоклассник, – парирует Брайт и наваливается на парту, сощурив розовые глаза. – Субстанция…

Она замирает. Что‐то не так. Ей кажется, что она испытывает боль, которой на самом деле нет. На глаза накатывают слезы, и мир расплывается, капли катятся по щекам одна за одной.

– Мисс Масон?

– Ничего, ничего. – Она быстро вытирает щеки. Это не с ней. Это с ним. И это очень больно. Голову будто обхватывает раскаленный обруч, в центр которого вворачивают острое шило. – Лунный эфир – субстанция крайне сложная и не до конца изученная.

Добывается путем ферментирования ростков лунного…

Снова боль, сильнее предыдущей.

– Вам нехорошо?

– Простите, головная боль. Наверное, еще не совсем отошла от произошедшего…

За спиной опять шепотки и смешки.

– Вы держите себя в руках?

– Да, да. Я больше не… Все в порядке. Так вот, лунный эфир – это результат ферментации амилазой ростков лунного вереска.

Гаджи кивает и вопросов больше не задает, Брайт видит, как в табеле напротив ее фамилии появляется оценка, но на самодовольную ухмылку не хватает сил.

– Ты как? – шепчет Нимея.

– Ничего, просто головная боль.

Невыносимая боль. Она пульсирует во всех долях сразу: виски давит, во лбу будто кто‐то пытается просверлить дыру. Рейву Хейзу прямо сейчас очень плохо, и Брайт даже не хочет выяснять почему! А если и хочет, то никогда себе не признается. Он решил, что она всё устроила сознательно, чтобы себя обезопасить? Судя по тому, что происходит в данную минуту, это больше опасно, чем полезно.

Пара длится бесконечно долго, Брайт натягивает на голову свою черную шапку-бини в надежде, что станет легче, если посильнее сжать виски, но это не помогает. Ей хочется выцарапать себе глаза. На лбу выступает холодный липкий пот. Когда звенит звонок, на миг становится легче, а потом голову снова простреливает так, что хочется взвыть.

– Идем? – тянет Нимея.

– Куда?

– На пинорский язык, ты что?

Она смеется и тянет Брайт за собой, та едва успевает схватить сумку.

– А перерыв сейчас сколько?