в общественно необходимые тела. Теории и практики воспитания культивируют автономность в сочетании с самоконтролем и самодисциплиной. Они разрушают сердечно-душевные связи, характерные для матриархального кооперативного общества. В современном обществе ребенок отделяется от матери даже раньше, чем это было во времена инициации, и отдается в специальное воспитательное или учебное заведение, суть которых состоит не столько в образовании, сколько в соответствующей дрессуре телесности.

Важные изменения происходят в сфере управления обществом. На место властолюбия, распущенности и роскоши приходят бюрократическая точность и расчет. А. Смит уверенно сопоставляет общество и машину и говорит о «социальной физике», когда конструирует модель рынка по аналогии с механикой Ньютона. Так смыкаются технические и социальные машины. Государство в «Левиафане» Гоббса мыслится подобно паровой машине с регулятором пара, который предотвращает взрыв. Таким образом принцип регулирования произвел революцию не только в технике, но и в социальной сфере. Особенно английские авторы, которые в отличие от континентальных учитывали приоритет страстей и желаний, считали недостаточным понимание разума как чисто репрессивной инстанции и раскрывали его как регулятор, который использует одну страсть для управления другой страстью. Каждый аффект подлежит специальному исследованию, классифицируется, калькулируется и используется независимо от моральной оценки. Главными пружинами общественного развития выступают не моральность и разумность, а богатство и страсть к наживе, которые укрощаются и регулируются рынком. Продолжая аналогии машины и человека, можно сказать, часы символизировали разум, а паровая машина — тело. Цельный же образ человека выражала машина с регулятором. Отсюда определение человека на основе разума и самосознания, как свободной игры с самим собой, уже в Новое время дополняется машиной чувственности.

ИСПОВЕДЬ НЕВРОТИКА

Христианская дуалистическая модель человека все еще остается непреодоленной и во многом определяет не только моральные, но и научные дискурсы о нем. Ее следы проявляются, с одной стороны, в явно устаревшей моральной оценке природной сущности человека как источника агрессивности, как помехи становлению высших духовных актов любви и прощения. С другой стороны, наука явно превозносит человека, считая его вершиной лестницы живых существ, в то время как объективно он явно несовершенен по сравнению с ними и нередко определяется философами как незавершенное и даже неполноценное животное. То ли человек был создан неудачно, то ли в силу свободы воли он отпал от божественного, в любом случае в Новое время он должен обрести и реализовать свою сущность самостоятельно. Философия при этом сделала ставку на разум: именно благодаря его дисциплинарным воздействиям на аффективную душу можно добиться воспитания свободного, автономного индивида, способного заключить с другими общественный договор и руководствоваться в жизни идеей морального долга. Однако разум оказался ненадежной надзирающей инстанцией, и извечные страсти души нашли Укрытие в сфере бессознательного, откуда они проникали в разум в измененном виде и незаметно управляли самой мыслью. Важнейшее открытие Фрейда состояло в описании механизмов вытеснения и замещения, которые преобразовывают запрещаемые на уровне морального сознания влечения в иные не поддающиеся моральной оценке желания. Вместе с тем опасным последствием его теории стала техника лечения, которая заменила прежние механизмы жесткого осуждения. Конечно, психотерапия несравненно гуманнее проклятия и тем более инквизиции, но вместе с тем она передает душу человека из рук священника в руки психиатра, и эта власть оказывается более изощренной, чем прежняя.

В традиционных обществах власть осуществлялась как господство и открыто проявляла себя в праве на смерть. Она удовлетворялась внешней покорностью и меньше всего интересовалась тем, что думает или переживает человек. По мере опосредования властных отношений меняются и формы контроля. Если раньше отслеживалось неукоснительное соблюдение правил поведения, то теперь предметом заботы становятся душевные и особенно тайные желания индивида. Именно христианство, развивая традицию античной «заботы о себе», радикально трансформировало духовный опыт человека, выделив в нем грешную — телесную и божественную — духовную субстанции, витиеватая борьба между которыми и составила одну из самых ярких эпох в становлении человека. Важную роль при этом сыграли дискурсивные практики, в ходе совершенствования которых были изменены прежние дифференциации и классификации. Этот язык не только изменяет картину мира, но и преобразует душу человека. Это происходит благодаря совершенствованию недискурсивных практик покаяния и аскезы, на основе которых человек по-новому управляет собой. Однако по мере развития новых форм жизни и прежде всего под воздействием рынка возникают новые дисциплинарные практики, основанные на дрессуре, приучающей к расчету, точности, методичности, самодисциплине, ответственности. Ставка была сделана на знание, которое и стало опорой для преобразования не только внешнего — природного, но и внутреннего — душевного мира человека. В русле этой установки и возникает психоанализ как специфическая практика признания. Так происходит радикальное изменение старинных духовных практик производства самого себя, которые теперь ориентируются не на личный опыт Учителя или Спасителя, а на «всеобщие и необходимые» универсальные нормы и ценности. Общество предпринимает широкомасштабную попытку очищения и унификации людей, в ходе которой разного рода маргинальные личности изолируются и подвергаются перевоспитанию в лечебных или работных домах.

Философия Нового времени, разделяя субъект и объект, большее внимание уделяла вопросу о познании природы, хотя на деле она внесла значительный вклад и в совершенствование процедур воспитания и образования человека, который приучался к эмоциональной и ценностной нейтральности. Если в практиках заботы о себе человек находился как бы в центре самопознания, то в процедурах образования, начиная с Нового времени, речь идет об изменении характера в соответствии с общепринятыми нормами поведения. Духовный учитель ориентировал на постижение самого себя, на контроль за своими желаниями. Он призывал к отказу от общепринятого времяпрепровождения и нацеливал на обретение душевного покоя. Наоборот, в моральном дискурсе Нового времени человек обречен на вечную борьбу с самим собой, он всегда недоволен и неудовлетворен, так как высшие ценности оказываются недостижимыми. Получаемые в процессе образования знания оставляют душу человека холодной, они не раскрывают смысла его существования, ибо, предназначенные для всех, они не дают озарения никому. Если духовные практики наставничества направлены на формирование целостной личности, способной управлять собой по-разному в зависимости от обстоятельств, то моральный кодекс по сути дела лишает человека приспособления к меняющейся среде,