Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Получите гарантированную безопасность в глубоком тылу. Без нас вас сибирские доморощенные большевички легко передушат, невзирая на то, что возле вас всякие французики и англичане, именующие себя вашими верными союзниками. У атамана Семенова на всю эту иноземную воровскую шайку свой взгляд. Он их своим вниманием не балует. При нем в Омске ихого духа давно бы не было.
— Но, насколько мне известно, атаман Семенов и сам не прочь обзавестись заморскими союзниками. Он же вступил в договорные отношения с японцами.
— По необходимости, потому ваши власти их допустили в Забайкалье. А потом они нам даром оружие дали, в живой солдатской силе не отказывают при надобности. Вы тоже с Японией дружите.
— Мы получаем помощь от всех держав.
— Атаману Семенову пока одной Японии хватит. Считаю, что неладно разговариваем. Я ведь не за милостыней в Омск приехал. Прибыл просить материальную и законную помощь, необходимую для охраны Забайкалья да, пожалуй, и всего Дальнего Востока от большевистской заразы.
— О Дальнем Востоке не заботьтесь. Там у нас пока все благополучно.
— Правильно сказали, что пока. Там генералы тоже о власти спорят, кому из них первым быть. Благодарите господа, что присутствие японцев их сдерживает, а то бы тоже вам немало было бы с ними хлопот. Давайте говорить начистоту. Наш атаман вас здорово в пот вогнал, не признавая ваше омское правительство. Было дело. Вам стало ясно, чем это грозит, отрежь мы ваше свободное сношение через Маньчжурию с Владивостоком. Сделай мы это, и вам крышка со всем вашим золотом.
Оружие от союзников и все прочее к вам мимо нас идет. А мы в Чите уже власть. И от нас в дальнейшем будет зависеть, пропускать или себе оставлять. Напрасно думаете, что союзники из-за снаряжения с нами в драку полезут. Кишка у них тонка в Сибири. Они про забайкальских казачков тоже наслышаны. Сами нас усмирять не сунетесь, потому у самих войск в обрез, да и солдатики ваши против нас не пойдут.
Михайлов слушал Сипайло и жалел, что не поставил в известность о приезде его контрразведку. Если бы Сипайло предварительно побывал в ней, то был бы менее нахален. По тому, как он держал себя, Михайлову не трудно было заключить, что Семенов тверд в своем решении чинить препятствия на железной дороге, если Омск будет не сговорчив.
— Как атаман отнесся к пожалованному генеральскому чину? — желая сбить Сипайло, спросил Михайлов.
Сипайло откинул грузное тело к спинке стула и, соображая, наконец ответил:
— А как? Одобрительно. Конечно, генеральский чин ему нужен для представительности. Григорий Михайлович усмотрел в пожаловании намерение адмирала Колчака быть с ним на дружескую ногу. А там, где между военными дружба, там обязательно взаимное понятие и сговор.
— Как вы думаете, господин Сипайло, чему может равняться сумма, которую атаман ожидает получить от омского правительства?
— А мне и думать нечего. Имею личное письмо Григория Михайловича. В нем все указано черным по белому.
— Интересно, кому адресовано письмо атамана?
— Вам.
— Почему не верховному правителю?
— Господин министр, атаману Семенову хорошо известно, что в правительстве вы первая скрипка.
Услышать это от Сипайло Михайлову было приятно, но он удивленно пожал плечами.
— К сожалению, совершенно ошибочное мнение атамана о моих возможностях. Последнее слово в любом решении за адмиралом.
— Но по этому вопросу докладывать ему будете вы, как министр финансов.
— Письмо при вас?
— Обязательно.
Сипайло достал из грудного кармана пиджака помятый серый конверт и отдал Михайлову.
Михайлов, не торопясь, разрезал конверт столовым ножом.
Сипайло прищурился, отчего разрезанное веко совершенно закрыло левый глаз.
— Мне кажется желание атамана чрезвычайно, — сказал Михайлов, прочитав письмо.
— А сколько с просимой суммы придется отдать. Это вы учитываете?
— Кому отдать?
— Всем, кто будет помогать в благоприятном решении вопроса. Не станете вы делать нам такое одолжение за красивые глаза? Может быть, в правительстве и еще кого этот вопрос заинтересует. С японским командованием тоже придется поделиться. Они обязательно потребуют заплатить за оружие, которое дали временно бесплатно.
— Я ничего не обещаю, но буду пробовать.
— Только пробу не затягивайте, чтобы не пришлось Чите принимать меры для ускорения решения. Удовлетворить желание атамана омскому правительству так или иначе придется.
Раздался пароходный гудок.
— Кажется отчаливаем?
— Как раз вовремя. Мы обо всем обменялись мнениями. Теперь будем ждать воли адмирала.
1
В кабинете личной резиденции Колчака лучи заходящего солнца, проникая в окна, стелили косые световые полосы на персидский ковер, заставляя его ворс искриться.
Встретились два адмирала императорского Российского военно-морского флота. Обнявшись, долго не разжимали объятий. Придирчиво осмотрели друг друга, однако не высказали впечатлений о происшедших переменах в своих внешних обликах.
Встрече предшествовал неожиданный для Колчака случай, когда, возвращаясь с совещания из американской военной миссии, он на Атаманской улице в толпе горожан узнал адмирала Кокшарова. Через два дня Кокшаров получил через адъютанта письмо с приглашением быть у него на обеде.
Обедали втроем. Третьей была Анна Васильевна Тимирева, знакомая с Кокшаровым по Петербургу, когда он знал ее, как жену вице-адмирала Тимирева.
Кокшаров нашел в облике Колчака большие перемены. Он похудел, заметно сутулился. На лице усилили суровую характерность морщины. Еще чеканней по форме стал прямой тонкий нос. Более нервными жесты. Бросалось в глаза частое потирание рук, как будто они постоянно зябли. Черные глаза смотрели холодно и жестко.
Колчак за столом курил. Кокшаров, взволнованный долгожданной встречей, а главное, ее сердечностью со стороны Колчака, забыв о запретах докторов, пил коньяк, а закуривая папиросу, всякий раз виновато спрашивал разрешения у Тимиревой.
За обедом Колчак настойчиво расспрашивал Кокшарова о времени, прожитом на Урале, когда там была власть возглавляемого им омского правительства. Его особенно интересовало настроение беженского общества в Екатеринбурге. Он убедительно просил Кокшарова сказать ему всю правду о распрях военного командования, будучи уверен, что именно эти распри и привели к уступке большевикам Урала.
Кокшаров рассказывал подробно обо всем, что знал, предупреждая, что беженская масса, влившаяся теперь в Омск, слишком хаотична в своих неустойчивых настроениях, всецело поглощена меркантильными заботами о своем личном благополучии.