– Именно так, – согласилась Перл. – Я пью потому, что от этого цветут мои кости. Так я отвечаю.

Дети обожали этот образ и видели правду. Они видели, как душистое ветвящееся костяное дерево обращается в цветы. Но, целуя Перл, они ощущали лишь несчастье, поглощавшее ее. Они совсем не ощущали цветочной сладости.

– Расскажи нам сказку, Свит, – сказала вдруг Фрэнни.

– Да, – сказал Трэкер. – Расскажи ту самую, про остров, который был живым.

– Нет, – сказала Фрэнни, – не эту. Ашбел от нее пугается.

Был в море неведомый остров, на который выплывали заблудившиеся люди, но всякий раз, как они пытались жить на нем, он погружался под воду и топил людей, потому что остров был живым, а его ноги коренились в смерти.

Свит каждый раз рассказывала сказку по-другому. Что ноги острова коренились в смерти, она придумала сама.

– Не идут на ум никакие сказки, – сказала Свит.

Перл подумала, что Свит уже почти выросла из сказок и игр. Ее тело стройнело, а лицо становилось угловатым и выразительным. Она обретала собственное лицо и собственные мысли обо всем. Ей хотелось вырасти и открыть для себя простой и опасный мир. Ей хотелось совершить что-то противозаконное.

Внимание Тимми перекинулось на его отца, шагавшего, насвистывая, в сторону сауны.

Трэкер тоже проследил за ним глазами.

– Мальчики… – сказала Перл нервозно.

Ее всегда нервировало, когда они так смотрели на Линкольна. Они презирали его. Они вечно придумывали для него всяческие кары.

Один из малышей протянул Перл жестяное ведерко, полное голубики. Увидев ягоды, Перл поняла, что голодна.

Она подумала, что скоро наверно полдень. Линкольн всегда дрочит в сауне перед ланчем. Она знала, что мальчики иногда шпионят за ним.

Трэкер помахал Линкольну, улыбаясь. Линкольн был слишком далеко, чтобы расслышать слова Трэкера или прочитать по губам.

– Папа, папа, ты уебок, ты говнюк, пусть пауки заползут тебе в жопу…

– Тихо, – сказала Перл. – Пожалуйста, тихо.

Она положила в рот голубику, затем протянула руку к бочонку и снова наполнила стакан.

Джо стоял на голове. Он развел ноги на полный размах и медленно сводил их. Он выглядел каким-то жутким экзотическим созданием с обернутыми причиндалами на месте головы.

– Линкольн там доит себя, Перл, мы видели. В стене за вьюнком дырочка. Пойдем посмотришь, Перл. Мы тебе покажем.

– Нет, – сказала Перл и, задержав на них взгляд, добавила: – У меня будет сыпь от вьюнка.

Она рассмеялась. Подул ветер по деревьям, и листва зашелестела, точно чайник закипел.

Перл на миг задержала вино во рту, не глотая.

– Он выглядит таким дуралеем, Перл. Он высовывает язык. И глаза так выкатывает, хоть плюй в них.

– Зачем он это делает, если у него есть мамочка? – спросила Джейн.

– А у тебя никого, да, Перл? – спросил Тимми грустно.

Он меланхолично засунул руки в голубику, но ничего не взял.

– У Перл есть Уокер, – сказала Джейн.

Дети помладше твердо верили, что мертвые всего лишь переходят на особое положение неизбывного бытия, более-менее бессрочное.

– У Перл есть мы, – сказал Трип.

От него резко пахло потом. Как-то раз, на Рождество, он подарил Перл симпатичный флакончик с серебряной крышечкой, старый флакон от духов. Внутри было что-то, похожее на синий вазелин.

– Это специальная мазь, Перл, – сказал он тогда. – Мы с Питером сделали ее специально для тебя. Там есть дурман. Намажься этим, и у тебя будут чудесные сны, и тебе не нужен будет мужчина.

Перл надула губы, вспомнив об этом. Она взглянула на Трипа утомленными солнцем глазами, на его тонкое, выразительное лицо. Он высунул свой счастливый язык.

– Как думаешь, он когда-нибудь может получить там инфаркт? – сказал Трэкер с надеждой в голосе. – Там так жарко, а он такой толстый, ну и вообще.

– Как же хочется оттянуть моего лизуна на луке и убить его как последнего Робина Бобина, – сказал Тимми.

– У тебя же игрушечный лук, – сказал Ашбел. – Как и ружье твое с пробкой. Таким никого не убьешь.

Он сидел на корточках у ног Перл, важно закусив нижнюю губу.

– Один раз я показывал Джейн свою штучку, – пробормотал Трэкер, – и он поймал меня и так мне врезал, что выбил зуб.

– Как будто кто-то тебя просил, – сказала Джейн.

– Не надо показывать свою штучку девочкам, – сказала Перл вяло.

Джо посмотрел на нее, стоя на голове, снова разведя свои мускулистые ноги. И перевел взгляд на бутылку вина в траве. В отношении алкоголя Джо был моралистом. Он твердо верил в важность техподдержки своего органического движка. Вечно бегал по пляжу, занимался хатха-йогой и, ко всему прочему, стоял на голове.

– Тебе надо попробовать меньше пить, – сказал он. – Это вредит разуму, как и телу. Каждый день часть нейронов мозга умирает, а выпивка только ускоряет этот процесс. Все равно как снопы огоньков потухают в твоем мозгу каждый день.

Все затихли и задумались. Дети смотрели на Перл, словно воочию видя, как потухают ее нейроны, драматично, как лампочки на вывеске, щелкая и потрескивая, замыкаясь и взрываясь, точно фейерверки.

Перл вернула бутылку обратно в бочонок с подтаявшим льдом. Ей больше нравился Джо, когда он был ребенком и все время молчал.

– Когда дяди и тети делают детей, – спросила Фрэнни, ловко меняя тему, – они ложатся рядом и сперва обнимаются и целуются?

– Любовь – это секретная вещь, да, Перл? – спросила Джейн.

Она потерлась носом о ладонь Перл.

– Есть виды любви, о которых трудно думается, – признала Перл.

Любить значит погружаться в воды реальности. Она ничего об этом не знала.

– Мы могли бы подсыпать крысиного яда ему в пиво как-нибудь под вечер, – сказал Тимми, сложив пальцы в кулаки наподобие звериных лап и глядя на остальных. – Это может сработать.

– Тимми! – взвизгнула Перл. – Перестань! – холодная нитка перетянула ей лоб. – Линкольн твой отец. Он участвовал в твоем создании. Без него тебя бы здесь вообще не было.

Эта мысль еще туже затянула холодную нитку вокруг лба. Жаркий день зарокотал громовыми раскатами, хотя небо было ясно-голубым. Малышка Энджи сделала ка-ка ей на колени. Перл взглянула на нее.

– Ой, нет, дорогуша, не надо так. Нехорошо раздавать людям какашки. Это не подарок, Энджи. Сорви мне цветок или что-то еще. Фрэнни, вымой ей руки. Надень ей подгузник. Она должна быть в подгузнике.

Тимми угрюмо смотрел на Перл, словно собираясь разреветься.

– Папа не создавал меня, – сказал он.