Я даже не мог связать эти долбаные слова в долбаное предложение!

Услышав это, Эрл даже на время затих.

– Ну, блин, чувак! – наконец сказал он, – ну, блин!

Пока мы ехали в автобусе, пришла другая эсэмэска:

Звтр у меня хмтрп. Хчш попрощаться с моими волосами?:)

Стыдно признаться, но до нашей остановки мы не могли ее расшифровать. Не поняв сокращения, мы решили, что это какая-то бессмыслица. И даже поняв, не сразу догадались, что за этими сокращениями кроется, предлагая разные варианты:

– Заветрение!

– Хрен Моржовый, Ты – Рукоблудник Проклятый!

– Злобная Вредная Трескучая Редиска!

– За ВеТРом у меня ХМурая ТРойная Пипка.

– Ха… ха… ха…

– Хи-хи-хи.

– Не, серьезно, че это?

– Хе.

– Хах!

Наконец, выходя из автобуса, Эрл догадался:

– Химиотерапия.

– А-а-а?

– У твоей девушки выпадут все волосы.

– Че?

– Хи-ми-о-те-ра-пи-я! Тебе вкалывают какую-то дерьмовую химическую дрянь, и у тебя выпадают все волосы.

Мне поразило, как глупо это все звучало, хотя вообще-то я знал, что такое химиотерапия:

– О-о-о!

– А ты сам лежишь, как вареная сосиска с хреном.

Да, подумал я, хреновее некуда. Потом – ничего не мог с собой поделать – мне в голову полезла эта «вареная сосиска»: от которой быстро отвалились две буквы, и я представил себе бледно-розовую сосиску с лицом Мэдисон Хартнер и ее отпадными… которые без «со», и почему-то это меня ужасно развеселило.

– Эй, чувак! – Эрл смотрел очень серьезно.

– Что?

– Ты че ржешь?

– А?

– Химиотерапия – это серьезно. Ни один придурок никогда не станет смеяться ни над какой химиотерапией.

– Не, это не… э-э… Я думал о другом.

Господи Иисусе, ну меня и расколбасило!

– Поэтому пиши ей: мы ща придем!

Я не понял, Эрл спрашивал или приказывал:

– Может быть?

– Да, мы идем к твоей подружке, ты тупица.

– Ладно, ладно.

– Ну так пиши, блин: да, мы с Эрлом ща к те придем.

Написание эсэмэски заняло целую вечность. Вот что в итоге у меня получилось:

Хоошо! а можно прити сос воим дургом Эрлом он клевый тебе он равица???/

Святой огнедышащий Иисус! Я знаю, есть люди, которым нравится торчать, но уверяю вас: Грег Гейнс не из таких.

Нашим первым препятствием была Дениз.

– Привет, Грег! – Она явно была поглощена своими переживаниями. И очень странно оглядела Эрла, словно я приперся к ее двери с ламой. – А это кто будет?

Мы с Эрлом ответили одновременно.

– Простите?

Теперь мы оба молчали.

– Я – Дениз, – наконец сказала Дениз.

– ЭРЛ ДЖЕКСОН! – гаркнул Эрл. Я со страхом покосился на него. Говоря во взрослыми, Эрл часто делается резким и задиристым. Я знал, что с Дениз это добром не кончится, и решил вмешаться. Это оказалось моей ошибкой.

Трезвый Грег сказал бы: Эрл – мой близкий друг, и он тоже захотел пожелать Рейчел выздоровления. Она у себя?

Грег под кайфом сказал: Эрл – мой лучший… Эрл – один из моих лучших друзей. И мы тут вдвоем тусовались, понимаете, типа, ничего особенно не делали, понимаете, и это круто. Короче, э-э-э… Короче, мы получили эту эсэмэску – от Рейчел, про выпадение волос, которые, я имею в виду, еще не выпали, конечно-конечно, и, в общем, короче, мы типа хотели посмотреть на ее волосы. И потусоваться! Не только посмотреть на волосы, потому что, понимаете, мне вообще реально все равно. Я уверен, она будет клево смотреться и без волос. Но мы просто хотели потусоваться. Типа, узнать, как дела и типа того… этого.

Под конец того этого монолога я весь вспотел. Эрл же, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, закрыл лицо руками и пробормотал что-то вроде «Черт возьми».

– Ладно-о-о-о, – неуверенно протянула Дениз.

На минуту повисло молчание.

– Так Рейчел у себя? – наконец спросил я.

– Да, да, конечно, – ответила Дениз, махнув нам рукой: «проходите». Мы скорее рванули наверх, подальше от нее.

Вторым препятствием было недоверие Рейчел к Эрлу, а также наша бьющая все рекорды удолбанность.

– Я не очень поняла, что значила твоя эсэмэска, – призналась она, настороженно разглядывая Эрла. У меня возникло неприятное чувство, что ее недоверие связано с цветом его кожи, но одновременно становилось не по себе от таких мыслей, так как получалось, я обвиняю в расизме девушку, которая вот-вот потеряет все свои волосы, а затем, возможно, умрет.

– Эрл – тот человек, – объявил я, словно это что-то объясняло.

– Да-да, вы шлете друг другу пошлые эсэмэски.

Лишь после долгого неловкого молчания мне удалось вспомнить: это единственное, что я сообщил Рейчел про Эрла. Но пока я это вспоминал, Эрл уже взял инициативу в свои руки.

– Хай!

– Привет, Эрл.

Молчание.

– Классная комната.

– Спасибо. А вот Грегу она кажется слишком девчоночьей.

Я понял, что должен что-то сказать, и почти выкрикнул:

– Нет, я так не считаю!

– Ну, конечно, она девчоночья, – согласился Эрл, – у меня в комнате нет не Джеймсов Бондов не в… стрингах.

Трезвый Грег сказал бы: Да, Эрл предпочитает постеры с обнаженным Джеймсом Бондом.

Грег под кайфом сказал: Хи-хи-хи.

Еще более долгое молчание.

– Ну, в общем, у меня завтра начинается курс химиотерапии.

– Да, хреново.

– Чувак, полегче… – Эрл пихнул меня в бок.

– А что?

– Не надо так говорить.

– А… да, ты прав.

– Но это действительно слегка хреново, – признала Рейчел.

– Да, но еще это вдохновляет.

– Думаешь?

– Если сделать ее на ранней стадии, больше шансов, – объяснил Эрл, глядя в пол.

– Ну да. – Рейчел тоже глядела в пол.

Долгое молчание, возможно, расистское.

Рейчел с Эрлом явно не нравились друг другу; нужно было что-то делать. К сожалению, я понятия не имел, что именно. Молчание все длилось, Рейчел все также глядела в пол, Эрл начал вздыхать. Получалась вечеринка наоборот: вместо веселья – вот такое вот. Если бы в комнату ворвались террористы и попытались бы утопить нас в хумусе, ей-богу, стало бы веселее. Тут я стал думать о хумусе. Ведь что такое хумус? Это же просто паста. Кто станет есть пасту? Особенно напоминающую кошачью блевотину? Ну похоже ведь, правда? По крайней мере, то, чем обычно вырывает Кэта Стивенса, ужасно похоже на хумус.