такими понятиями, как Бог, душа и загробный мир? – Конечно же, нет, но ведь биология – естественная наука, её можно с полным основанием рассматривать как отдел физики и химии.

– Неужели, Арина Сергеевна, вы считаете, что нашу жизнь можно свести, страшно подумать, к физике и химии? – возмутился Никифоров.

– Я ни капельки не сомневаюсь, что, в принципе, можно. Разумеется, это непросто, но, в конце концов мы когда-нибудь сможем свести к физике и химии все проявления жизни.

– И свободу нашей воли и наших мыслей? – Никифоров уже не скрывал иронии.

– В конечном счёте, и психику можно свести к физике, но это заботы будущего, к счастью, пока весьма отдалённого.

– Почему, к счастью?

– Потому что, познав материальные основы психики, люди создадут свободно мыслящих роботов и тем, как мне кажется, немало усложнят себе жизнь.

Никифоров был явно обескуражен.

– Хорошо, – сказал он, будто спохватившись, – давайте вернёмся к эволюции и допустим, что Дарвин как бы прав. Но следует ли из этого, что вскоре на Земле появится человек, та скать, более мудрый, чем мы с вами?

– К сожалению, прогрессивная эволюция нашего мозга прекратилась, потому что прекратился естественный отбор на интеллект. У умных людей едва ли больше детей, чем у не очень умных. Вы, наверное, с этим согласны? – Арина понимающе улыбнулась.

В душе Никифорова что-то ёкнуло: «Ведь в точку бьёт чертовка!» Выдержав глубокомысленную паузу, он подчёркнуто спокойно ответил:

– С вашей последней мыслью я вынужден согласиться. Но что же тогда, скажите на милость, нас ждёт?

– Я не думаю, что нас ждёт что-то шибко авангардное. Боюсь, нас ждёт медленная деградация, ведь наша медицина прилагает неимоверные усилия, чтобы довести до детородного возраста людей с отклонениями в развитии – как физическом, так и умственном.

– И неужели в нашем будущем вы не видите ничего приятного? – искренне удивился Никифоров.

– Я полагаю, вы слышали о так называемых киборгах? – Арина кокетливо улыбнулась. – О людях, содержащих в себе (как бы помягче выразиться) электронные компоненты?

Никифоров рассмеялся:

– Но это же, извините меня, чистая фантастика, этакая, я бы сказал, голливудщина.

– Да нет же, Григорий Александрович. Я считаю вполне реальным вживлять в мозг человека миниатюрные электронные устройства, способные увеличить объём нашей памяти и ускорить поиск верных решений.

– Позвольте спросить, – Никифоров даже не пытался стереть со своего лица пошловатую улыбку, – а как вы представляете себе производство таких э-э-э… как бы живых существ?

– Да никаких проблем! Новорождённого младенца укладывают на операционный столик и элементарно вживляют в его мозг несколько почти невидимых электронных микросхем.

– Арина Сергеевна, вы, похоже, разыгрываете меня. Эту картинку вы извлекли из какого-нибудь романа или фильма жанра фэнтези, – Никифоров неуважительно хмыкнул, – жанра, на мой взгляд, специально созданного для детей и подростков.

– Григорий Александрович, – улыбнулась Арина, – как ни прискорбно это звучит, но я уже давно не читаю романов, тем более фантастических, и тем не менее, массовое вживление миниатюрных чипов – вопрос уже ближайшего будущего.

– Вы серьёзно так считаете?

– Конечно! Почему нет? Ведь вам должны быть известны успехи медицины с возвращением зрения людям слепым от рождения. В невидящий глаз внедряется миниатюрная пластинка с фотодиодами, воспринимающими световой поток. От фотодиодов электрический сигнал передаётся на зрительный нерв, а через него в определённые области коры головного мозга, где электрические импульсы трансформируются в зрительные образы. В итоге, слепой человек может видеть. Ещё лучше обстоят дела с восстановления слуха. Разработан миниатюрный приборчик – кохлеарный имплант. Специальный речевой процессор преобразует звук в электрические импульсы, которые, в конечном счёте, возбуждают нервные клетки слухового анализатора мозга. Таким образом, звуковая информация, перекодированная в электрические импульсы, передаётся по нервам в соответствующие отделы коры головного мозга, и глухой от рождения человек слышит и понимает речь.

Арина, рассказывая это, раскраснелась, её глаза засверкали, и мимика стала очень подвижной. Никифоров временами терял нить её рассуждений, да и зачем ему было напрягаться? С интеллектом девушки всё было ясно с её первых слов, теперь же он упивался звучанием её голоса, игрой глаз и губ. Наконец ангельский голос смолк, чёрные очи упёрлись в его переносицу, чётко очерченные губы сомкнулись, и Никифоров осознал, что в хранилище его памяти таких женщин просто нет.

– Извините, Арина Сергеевна, за нелепый экзамен. Я вижу, ваш деканат не ошибся, – олигарх замолчал, уставившись на статуэтку крылатой богини в правом углу своего стола. – Арина Сергеевна, – он взглянул прямо в глаза девушки, – а что если я предложу вам после окончания университета заняться созданием… скажем так, э-э-э… имплантов, повышающих наши интеллектуальные возможности. Я думаю, такие, та скать, изделия будут неплохо продаваться. Вас бы устроила такая работа?

– Да! Вполне! Почему нет? – сразу, почти автоматически согласилась Арина.

– Отлично, Арина Сергеевна! – обрадовался Никифоров. – Сейчас я спешу, но не удивляйтесь, если когда-нибудь мы с вами продолжим разговор на философские темы э-э-э… в менее официальной обстановке.

16

Арина ушла. Никифоров откинулся на спинку своего трона и закрыл глаза. «Боже! Неужели эта красавица – клон? Да она, ёшкин кот, умнее и энергичнее любой женщины, возникшей при участии мужчины. Да, нет! – тряхнул головой молодой олигарх. – Едва ли это из-за её клоновой природы. Видимо, женщина, что передала Арине свои гены, была такой же совершенной. Надо воздать должное руководству страны Советов, оно знало, кого клонировать. Улучшение человеческой породы! – вот, наверное, о чём думали кремлёвские мечтатели. Впрочем, кто знает, что было у них на уме, когда давали добро на столь смелые и столь аморальные разработки? И ещё интереснее, что заставило старика Поползнева положить свою жизнь на этот диковинный проект?»

Никифоров открыл глаза и нажал на кнопку селектора: «Маша, свяжитесь с Поползневым и попросите его сегодня же явиться ко мне».

Через час в кабинет Никифорова вошёл Поползнев и встал у двери, понурив голову, чтобы не пересечься взглядом с властными очами хозяина. «Присядь, Фёдор Яковлевич, к столу и давай-ка по чуть-чуть примем, как говорится, для снятия стресса», – Никифоров наполнил коньяком две водочных стопки. Поползнев послушно выпил и выжидательно молчал, поджав губы, готовый к любому повороту. Олигарх, поняв состояние Поползнева, добродушно рассмеялся:

– Дорогой Фёдор Яковлевич, да я не просто изумлён, я, смею сказать, ошеломлён качеством твоей продукции. Клон-девушка выше всяких похвал. Интересно, каковы будут клоны мужеского пола. Чёрт бы побрал этот долбанный КГБ. Засекретили так, что теперь сами рассекретить не могут. Слушай, Фёдор Яковлевич, нет ли у тебя соображений, где бы нам отыскать паренька? Клона мужского пола?

– Кажется, я догадываюсь, где можно отыскать одного юношу, – хрипловато выговорил Поползнев. –