надеясь на лучшее, готовься к худшему. Так вот, господин хороший, в твоём отчёте написано, что первые клоны, выношенные в твоих родильных аппаратах, увидели свет божий весной 1991-ого, стало быть, сейчас им уже около двадцати одного года. Ну, а теперь перехожу к самому главному: я хочу, что называется, непосредственно, тэкэть, своими собственными глазами взглянуть на твоих первенцев. И тогда я с ними просто поговорю. Я уверен, что мне удастся, э-э-э… типа разобраться и в их умственных способностях, и в их физическом развитии.

– Да я, Григорий Александрович, и сам с большим интересом взглянул бы на них, – на бледном лице Поползнева появилось подобие угодливой улыбки, – но компетентные органы засекретили имена детей и паспортные данные их приёмных родителей.

– Не беспокойся, Фёдор Яковлевич, мы их отыщем. Для таких дел у меня есть надлежащая служба.

14 марта 2012-го Арину вызвали к декану факультета.

– Ариночка, с вами желает побеседовать Григорий Александрович Никифоров, – пышнотелая пятидесятилетняя женщина-декан со следами былой привлекательности не могла подавить нотки возмущённого недоумения. – Господин Никифоров, видите ли, хочет оценить вас как своего потенциального сотрудника.

– А чем занимается этот господин Никифоров? – Арина была явно обескуражена.

– О! Это весьма состоятельный человек, он хозяин Роспалладия – богатейшего горнорудного предприятия. Не знаю, кем он вам приходится, и кто ему вас порекомендовал, – тень презрения пробежала по ухоженному лицу деканши, – но всё-таки советую вам, милочка, предстать пред очи господина Никифорова.

– Маргарита Семёновна, я первый раз слышу об этом человеке.

– Тогда тем более вам следует к нему наведаться. Информация никогда не бывает лишней, – деканша наградила Арину загадочной улыбкой, которая, казалось, говорила: «Милая девушка, такие ценные кадры на дороге не валяются».

15

В 11 утра 15-го марта Арина подошла к двери с табличкой «Григорий Александрович Никифоров Глава горно-металлической компании Роспалладий». Девушка смело отворила массивную дверь и тут же окунулась в атмосферу приёмной олигарха. Здесь всё дышало богатством: штучный узорный паркет, темно-бордовые панели на стенах, кадка с шикарной пальмой возле высокого стрельчатого окна, брюнетистая секретарша в бордовом костюме за столом из красного дерева.

Секретарша, услышав, ЧТО привело молодую девушку на приём к боссу, попросила немного подождать. Арина послушно села в одно из чёрных кожаных кресел, нарочито небрежно расставленных вдоль свободной правой стены. Автоматически отметила молодость секретарши и её красивые синие глаза. Подумала о предстоящем разговоре с олигархом: «Не забыть бы, что к нему надо обращаться «Григорий Александрович». Кстати, симпатичная комбинация имени и отчества. Так звали лермонтовского Печорина – печального сердцееда, уставшего от жизни уже в двадцать пять лет. Никифоров едва ли таков. А ещё так звали самого влиятельного фаворита Екатерины Великой. Пожалуй, светлейший князь Потёмкин ближе к Никифорову: раньше были графья да князья, а нынче олигархи да футболисты».

Вскоре что-то в приёмной мелодично дзинкнуло, секретарша улыбнулась и, взглянув на юную просительницу, с достоинством объявила: «Григорий Александрович вас ждёт».

Арина переступила порог просторного кабинета: тот же дорогой паркет, те же панели из красного дерева на стенах, но, в отличие от приёмной, два стрельчатых окна с видом на Неву и массивный стол из морёного дуба, а за столом – брюнет, не старый, не лысый и не толстый. Увидев Арину, брюнет встал, продемонстрировав хороший рост, и с приятной улыбкой пригласил девушку присесть на музейного вида стул, приставленный к столу.

– Арина Сергеевна, – начал он легко и весело, – мне, так сказать, из рекламных соображений пришло в голову материально поддержать парочку перспективных студентов наших университетов. Одного я решил взять из Петербурга, а другого – откуда-нибудь э-э-э, скажем так, из провинции. Ваш университет порекомендовал мне вас. Но прежде чем оформить вам стипендию моего имени, я, как положено деловому человеку, намерен познакомиться с вами лично. Иначе говоря, я хотел бы взглянуть на студентку, столь любимую вашими университетскими властями.

– Григорий Александрович, – вспыхнула Арина, – извините, если ненароком вас обижу, но, признаюсь, мне несколько некомфортно чувствовать себя вещью, элементарно выставленной на аукцион.

– Да что вы, Арина Сергеевна! – делано возмутился Никифоров. – Какой там аукцион? Обычное собеседование предпринимателя со своим потенциальным типа сотрудником. Видите ли, Арина Сергеевна, я с возрастом, – олигарх молодцевато расправил плечи, – стал задумываться, страшно сказать, над смыслом своей бренной жизни. И, признаться, слегка запутался. Посудите сами, какой может быть смысл у всего, что создано якобы бессмысленной эволюцией? А кстати, вы верите в эволюцию?

– Да, верю, – твёрдо ответила Арина.

– Неужели вы верите, – Никифоров с хитрой улыбкой взглянул на девушку, – что долгое накопление совершенно случайных изменений в э-э-э… наследственном веществе могло бы превратить дождевого червяка в человека, способного придумать идею эволюции?

Арина искренне рассмеялась.

– Эволюция живых организмов не вопрос веры. Это добротная теория, основанная на огромном числе фактов. Из эволюционной теории вы удалили её суть, её ядро – идею отбора мутаций, повышающих приспособленность организма. Мутации сами по себе, чаще всего ни к чему хорошему не приводят. Их беспорядочное накопление – это путь к вырождению, к деградации.

– Но я неоднократно слышал от наших маститых учёных, от докторов, членкоров и даже от академиков, – Никифоров хмыкнул, – что теория Дарвина давно опровергнута.

– Интересно, что же те учёные предлагали вам взамен?

– Да, честно сказать, я особо и не интересовался. Но я уловил главное: в Дарвина нынче никто в России не верит.

– А я верю.

– Почему?

– Потому что ваши маститые учёные, если их хорошенько допросить, скажут, что возникновение новых форм живых организмов шло под воздействием некой таинственной формообразующей силы – фактически Бога. Но биология, Григорий Александрович, не богословие. Это естественная наука, и, стало быть, факторы эволюции просто обязаны иметь материальную основу.

Никифоров удостоил девушку внимательным взглядом.

– Вы как-то неуважительно отозвались о Боге. Неужели вы в него не верите? Сейчас все, скажем так, приличные люди верят в Бога.

– Приличные люди, Григорий Александрович, это те, кто соблюдают нормы приличия. Иными словами, приличные люди просто придерживаются ритуалов и речевых оборотов, принятых в обществе. Например, в обществе принято произносить надгробные речи, обращаясь к покойному, будто к живому. Но это вовсе не значит, что люди, стоящие возле могилы, на самом деле верят, что рядом с ними незримо витает душа умершего, способная видеть, слышать и понимать. Просто люди на кладбище элементарно исполняют надлежащий ритуал, ибо его неисполнение будет осуждено обществом. И не важно, верят они или нет в существование души и загробного мира. Однако наука, Григорий Александрович, дело совершенно иное. Вы можете себе, хоть на секундочку, представить, чтобы учебник физики или химии оперировал