– Вот, от покрывала отодрал. – Он протянул один лоскутприятелю. – Морду завяжи, чтоб Сонька тебя не узнала. Шляпу надень и волосыспрячь.

Он сорвал с полки над вешалкой совершенно ковбойский стетсони какую-то кепку. После мгновенного раздумья нахлобучил кепку на себя, астетсон отдал подельнику. Рыжая голова утонула в шляпе до самых бровей, и Серыйудовлетворенно кивнул. Еще минута ушла на то, чтобы тщательно завязать снизулица.

Потом Серый на цыпочках приблизился к двери и принялсяосторожно поворачивать рукоять замка.

* * *

Решить, конечно, это одно, а вот сделать… Богдановылихорадочно собирали справки, обзванивали детские дома. И сразу – обухом поголове: на усыновление огромные очереди, ждать придется самое малое пять лет.

Аня чуть в обморок не упала с телефонной трубкой в руках.Пять лет! Сейчас ей 27, а тогда будет 32. И ведь это – «самое малое»… Каквыдержать? Как дождаться? Как взять себя в руки? А у Димы – хватит ли выдержкии сил? Не плюнет ли он за эти годы на ожидание и не сбежит ли от ревнивойистерички, какой в одночасье стала веселая, милая Анечка?

И пожаловаться на жизнь совершенно некому. Разве можно таквот взять – и признаться в собственной несостоятельности тем самым подружкам,которые всегда завидовали их с Димой неземной любви? Аня за последнее времянарочно отдалилась от всех, чтобы не видели ее исплаканных глаз, поблекшеголица, а на работе вечно отвиралась нездоровьем и держалась до того отчужденно,что с ней уже не решались лишний раз заговаривать.

И вот однажды она нос к носу столкнулась со своей бывшейсокурсницей. В одной группе учились когда-то, но не дружили, а так –приятельствовали. Аня даже с некоторым трудом вспомнила имя молодой женщины.Нонна, кажется, ее звали. Да, точно – Нонна. Дело случилось в автобусе, причемни сойти, ни увернуться в давке оказалось невозможно, и Аня дорого дала бысейчас за какую-нибудь аварию, чтобы скрыться от больших, водянисто-голубыхНонниных глаз. Эти глаза были полны одним чувством: жгучим негодованием. И наАню сразу, без предварительных вежливых расспросов, это негодование немедленновыплеснулось, хотя предназначалось вовсе не ей, а Нонниной квартирантке: блядьтакая (это Нонна произнесла так же громко, как и все прочее), оказывается,беременна! А ведь был железный уговор: никаких мужчин и детей, приходить непозже десяти вечера, вообще вести себя как положено порядочной девушке! Ирочкаполгода продержалась, потом вдруг начала поздно возвращаться, беспокоя ужеуснувшую хозяйку, ей то и дело звонил какой-то мужик со вкрадчивым голоском.Бывало, что от нее пахло спиртным. А с некоторых пор ее тошнит по утрам, она торыдает, то в обморок падает, и по всему видно: плохи дела. Что характерно,звонки и поздние возвращения вмиг прекратились: похоже, кавалер, узнав обеременности, подружку бросил. Нонне надо бы девчонку сразу выгнать, но,пожадничала дура: как раз накануне взяла у нее деньги за три месяца вперед, нуи потратила их, само собой разумеется. И что теперь делать? Ирка наконец-топризналась, что спала не с кем-нибудь, с мужем замдиректорши первого«Гастронома», где работала. Влюбилась, надеялась, что он ради нее бросит своюкрашеную уродину, старую клячу («Той замше тридцать, всего на три года старшенас, ты представляешь, Ань, она мне такое в лицо лепит, эта пигалица, ведь ейвосемнадцать, и я для нее – тоже старая кляча, да?!»), он на что-то такоенамекал, основательно запудрил молоденькой дурочке мозги… А теперь мужикувлекся какой-то другой, прозревшая начальница мигом выгнала Иру с работы ипостаралась устроить так, чтобы ни в один магазин («Все торговцы – это ведьнастоящая мафия! И правильно баба сделала, по-моему!») ее и на порог непускали, а главное – аборт делать уже поздно! А домой, в деревню («Ирка родомиз того самого Веринского совхоза, куда нас когда-то на первом курсеотправляли, помнишь, Ань?»), возвращаться не собирается: мать умерла, отец еесразу прибьет, и вообще – какой смысл позориться? И вот она сидит сиднем вНонниной квартире, слезы льет, однажды даже травиться собиралась, да руки каккрюки, рассыпала таблетки, а пока собирала, раздумала кончать с собой, опять врев. И не выгонишь ведь ее, а деньги у нее тают, и через три месяца придетсядать ей от ворот поворот, а куда она пойдет с брюхом – на улицу, что ли?!

– Главное дело, – трясясь от возмущения, выпалила, вернее,прокричала на весь автобус Нонна, – она мне на днях говорит: «Раз аборт делатьпоздно, может, я рожу, а вы моего ребенка к себе возьмете, а то что это такое:живете одна как перст, ни детей у вас, ни кошки, ни собаки, ни мужа!» Тыпредставляешь?! А мне никто не нужен, тем более какой-то там ребенок, у меня ихвон – в четырех классах сто двадцать идиотов, выше головы хватает! И главное,Ирка сказала, что дорого за своего ублюдка с меня не возьмет! Ну, спасибо! Векза нее бога молить буду! Ой, Ань, пока, я чуть свою остановку не проехала! – ИНонна принялась энергично пробираться к выходу.

Аня пробормотала вслед: «Пока» – и плюхнулась наосвободившееся рядом сиденье. Старуха с крашеными волосами метнула на неененавидящий взгляд, и в другое время Аня непременно уступила бы место, носейчас ее что-то перестали держать ноги. И надо было подумать, хорошенькоподумать…

* * *

Соня, прикорнувшая рядом с Анри на ступеньке, изумленновстрепенулась, услышав скрежет замка.

Что за черт? Значит, Лида в квартире? Почему же она невпускает собаку? Неужели так испугалась добрейшего ротвейлера, что заперлась отнего на все замки?

Соня раскаянно качнула головой. Конечно, она сыграла с Лидойплохую шутку, но, расскажи она сестре про Анри заранее, совсем не факт, чтоЛида согласилась бы «махать не глядя». То есть железно не согласилась бы. Аведь Соне до зарезу нужно на кладбище именно в то время, когда уезжал Евгений.Просто грех не воспользоваться таким подарком судьбы, как появление этой«невинной простушки» Лидочки. Другое дело, что съездила Соня на кладбище зря.Ничего, кроме новых унижений, не испытала.

На глаза навернулись слезы, и Соня смахнула их сердитымдвижением. А, пошло все к черту!.. Думай о приятном. О том, например, какуюсцену сейчас устроит тебе сестра.

Впрочем, и Соне есть за что устроить сцену дорогой Лидочке!

Ох, дурость…

Ба-бах! Дверь с грохотом распахнулась. Соня едва успелаотпрянуть, как мимо нее промчались вниз по лестнице две какие-то сгорбленныефигуры.

Анри взревел и понесся следом.

Соня успела увидеть, как один незнакомец махнул револьвером,второй наставил на Анри газовый баллончик, но ни выстрела, ни выброса газа непроизошло. Анри подпрыгнул, но его сшиб меткий удар ноги. Послышался жалобныйвизг, и, пока Анри поднимался и готовился к новому прыжку, незнакомцы исчезли.Пес помчался следом.