Встретив со стороны Лиды горячее сочувствие, опер поведалей, что интеллигенты сплошь и рядом суют купюры в книжки, причем если они самис течением времени, как правило, забывают, в какую именно спрятали, то у воровхватает терпения перетрясти всю библиотеку и отыскать-таки рубли или доллары. Впоследнее время, когда в моду вошло увешивать стены картинами, конверты сденьгами начали приклеивать на оборотной стороне холстов клейкой лентой. Носреди воров все чаще стали попадаться любители искусства… Опер рассказал и осхронах, оборудованных в плафонах люстр. Возможно, у кого-то имелся иположительный опыт на сей счет, однако опер обладал только негативнойинформацией. Так, в одной квартире денежки загорелись, тут и красть ничего непонадобилось, а в другой воришка, смекнувший, где может быть добыча, полез вплафон – и получил такой удар током, что устроил во всем доме короткоезамыкание, а себе – быструю смерть. Еще и хозяина потом привлекли занепредумышленное убийство!

Что касается ограбленного Лидиного соседа, то воры отыскалии его тайник, даром что изобретательный любитель антиквариата хранил заначку вподлокотнике развалистого кресла. Стоило отвернуть кругляшок, скреплявшийпышные складки обивки, – и пожалуйста, погружай руку в недра кресла и бери.Хозяин поведал, что взяли тридцать тысяч долларов, но у Лиды осталось такоечувство, что он нарочно занизил сумму…

Это достопримечательное событие своей жизни она и вспоминаласейчас, лихорадочно шаря глазами по комнате Евгения. В устройстве тайниковвсегда есть своя логика. Психологическая закономерность! Интеллигенты прячутденьги в книги и картины, хозяйственные женщины – в белье или продукты, вхолодильники, наконец. Люди высокомерные, считающие себя лучше других, лезут напотолок, к люстрам. Ограбленный сосед обожал смотреть телевизор и, наверное,испытывал особое удовольствие, положив руку на многодолларовый подлокотниккресла.

Какое место в квартире может быть настолько значительно илюбимо Евгением, чтобы он устроил там тайник? Почему-то у Лиды не нашлось иногоответа на этот вопрос: кровать. Конечно, кровать! Она вспомнила пряжку ремня,вдавившуюся в ее живот, кое-что ниже этой пряжки, потом грубые руки Рыжего… ине только руки… и конвульсивно согнулась. Показалось, ее вырвет, вырвет прямосейчас от ненависти ко всем мужикам на свете, созданным нарочно для того, чтобыпричинять страдания женщинам. Какой идиот наделил их этим непомерным самомнением,почему они считают себя вправе?!

Ладно. Столько раз возмущенно думано и передумано все это,что не стоит тратить время сейчас на то же самое. Как всегда, надо надеятьсятолько на себя, никакой мужчина здесь не поможет, а жизнь зависит от ее наблюдательностии быстроты мышления. Но ничего, ничего не приходит в голову! И тело подводит –тошнота не унимается, рвотные спазмы стискивают горло.

– Чтой-то с Сонькой, а? – проворчал Серый. – Ее сейчаснаизнанку вывернет. Эй, ты что, беременная?

– От кого? – удивился Рыжий. – Я ж ее пальцем тронуть неуспел! – И заржал, чрезвычайно довольный своим остроумием.

От ненависти тошнота отступила, однако ослабевшие ноги недержали, и Лида тяжело опустилась на пол, прильнула к нему щекой, уже необращая внимания на пыль и мусор. Интересно, как ее паршивую сестрицу нераздражала такая грязь? Из-под покрывала свешиваются затасканные простынинеопределенного цвета, а под кроватью валяется собачья подстилка. Хотя нет,назвать это ложе подстилкой язык не повернется. Честное слово, сразу видно,кого по-настоящему любит Евгений! Если с девками своими неделями валялся наодних и тех же линялых простынях, то чехол на подстилке Анри Четвертого изнатурального бледно-желтого шелка в синеньких цветочках. Не слабо. И этицветочки… Вроде бы гербом Бурбонов была лилия? Это, правда, колокольчики, новсе равно – из семейства лилейных. И мягко же, наверное, спит Анрио, судя потолщине матрасика. Интересно, он поролоновый или – Лида ничуть не удивилась бы!– пуховый?

Она даже сделала рукой совершенно неуместное движение кматрасу, как бы намереваясь потрогать его, – и замерла. Мысль вспыхнула вголове – поразительная мысль!

«Да ведь тайник Евгения – вот он, – ошарашенно подумалаЛида. – Я его нашла!»

Не было никаких сомнений. Иногда ей приходили в голову такиевот судьбоносные догадки, напоминающие озарения, и, по вещему холодку в кончикахпальцев, она всегда знала, что найденный ответ – единственно верный из всехвозможных.

Первым побуждением было вскочить, радостно заорать, тычапальцем в драгоценную подстилку, но тут спазм в избитом животе снова скрутилЛиду, снова пополз к горлу тошнотворный, омерзительный ком, и, корчась нагрязном полу, громко сглатывая противную слюну и тяжело жмурясь, она вдругподумала – такое впечатление, что мысль принадлежит не ей, что она случайноподслушала эту фразу, произнесенную чужим, холодноватым, чуть презрительнымголосом:

«Идиотка! Не отдавай им деньги! Заморочь им голову, а деньгивозьми себе. То, другое дело, еще вилами на воде писано, а эти деньги – вотони!»

От изумления Лида забыла о боли и лежала теперь тихо,пытаясь освоиться с этой «подсказкой» судьбы. Забыла она также и о своихмучителях – несколько преждевременно, как выяснилось, потому что в следующиймиг руки Рыжего с силой вцепились в ее плечи и чувствительно тряхнули:

– Время тянешь? Дурачишь нас? Думаешь, пожалеем тебя? Хренас два! Серый! Давай шнур!

Лида оглянулась. Мрачный, нахмуренный Серый приближался кней, держа что-то похожее на черную резиновую скакалку, через которую Лиданекогда до одури прыгала во дворе, соревнуясь с подружками: и с поворотиком, ивприпрыжку, и в «забеги в воротца», и на одной ножке. Скакалка сохранилась досих пор: это лучший тренажер – вес сгонять, вот только соседям снизу онпочему-то нравился…

«Откуда у них моя скакалка? – подумала Лида тупо. – И зачемона им?»

Ей незамедлительно дали понять – зачем. Серый проворносделал на шнуре петлю и накинул ее на шею Лиде прежде, чем та успела отпрянуть.

– Ну, посмотрим, крепкая ли у тебя шейка! – проворчал Серыйи медленно стянул петлю на Лидином горле.

Она захрипела, зашарила руками, пытаясь поймать шнур, однакоРыжий крепко стиснул ей запястья.

Петля ослабела. Пережив мгновение сосущей пустоты в легких,Лида со всхлипом хватала воздух, хрипела, вымаливая пощаду.

Рыжий раскраснелся и вспотел. Серый смотрел брезгливо:

– Где бабки? Ну? А то сейчас снова давить начнем!