С другой стороны, это как раз мое дело, потому что мы живем вместе. По крайней мере, именно в этом я пытаюсь себя убедить.

Я выбираю первую попавшуюся ссылку. В ноябре, когда ХОХО были в Лос-Анджелесе на съемках клипа для «Don’t Look Back», крупный журнал опубликовал фотографии Натаниэля с «загадочной трейни» из «Джоа Энтертейнмент». На этих снимках они гуляли по темной улице, держась за руки; выходили из общежития, где Натаниэль живет с другими участниками ХОХО; как-то раз их поймали в машине Натаниэля. Лицо девушки было размыто, но теперь я знаю, кто она: у загадочной трейни те же волосы и фигура, что у Сори. Даже та же одежда — розовая куртка с одного из снимков висит на вешалке в нашей комнате.

Я гадаю, не заплатила ли «Джоа Энтертейнмент» этому журналу, чтобы имя Сори держали в тайне. В конце концов, она дочь главы компании. Или они не могли раскрывать информацию о ней по закону, так как Сори несовершеннолетняя и не успела дебютировать, а значит, она еще не публичная личность.

— Дженни?

Я чуть не падаю с кровати от неожиданности. Сори стоит возле своего стола, положив ладонь на уже закрытый ноутбук, и смотрит в мою сторону.

— Да? — Слава богу, мой голос не звучит так, будто я только что выискивала информацию о ней в интернете.

— Не важно. — Сори подходит к двери, чтобы выключить свет.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не окликнуть ее. Она хотела спросить про Натаниэля? В таком случае я могла бы успокоить ее, что он мне абсолютно не интересен, а тот, в котором я заинтересована на самом деле, проводит больше времени с ней, чем со мной. Ах да, а еще он считает меня постыдным секретом.

Вместо этого я молчу, пока Сори выключает свет и забирается в кровать. Тогда я снимаю маску и кладу ее на прикроватную тумбочку, чтобы выбросить утром.

Сори не храпит, поэтому в комнате стоит тишина. Я не могу сказать, спит она или смотрит в потолок, обуреваемая мыслями, как и я.

Мне хочется попросить Сори рассказать о себе. Каково быть трейни в «Джоа Энтертейнмент»? Всегда ли ей хотелось быть звездой кей-попа или у нее не было другого выбора из-за должности матери?

Почему в школе она всегда одна? Я не видела, чтобы она говорила с кем-либо, кроме Джеву. Почему она в принципе согласилась делить комнату, когда могла запросить отдельную? Может, она надеялась, что я, ее соседка, стану ей подругой? Соратницей? Человеком, которому она смогла бы довериться?

А я разрушила все, когда прочитала ту открытку? Теперь я сожалею об этом больше всего в своей жизни.

Больше всего мне хочется спросить ее, каково это — любить человека, с которым никогда не сможешь быть вместе. Не то чтобы она была влюблена…

Или я.

Интересно, стала бы она влюбляться, заранее зная, чем все закончится?

С этой мыслью я уплываю в забытье.

Будильник Сори звонит в пять утра. Я лежу в кровати и слушаю, как она собирается, переодевается в одежду для пробежки и выскальзывает в коридор со спортивной сумкой в руках.

В отличие от вчерашнего дня, сегодня столовая открылась к завтраку, и я присоединяюсь к сонным Анджеле и Ги Тэку за тем же самым столом. Они делят между собой булочки из магазина, одну из которых Ги Тэк передает мне. Я кусаю румяный бок и обвожу столовую пристальным взглядом.

— ХОХО здесь сегодня не будет, — говорит Ги Тэк, словно читая мои мысли. — У них репетиция с девяти до одиннадцати, а потом запись в студии с двух до четырех.

— Откуда ты все это знаешь? — поражаюсь я: слишком уж детальная информация.

— Прочитал в их фан-кафе[36].

Я даже не хочу спрашивать, что это такое.

И все же я разочарована, что сегодня не увижу ни Джеву, ни Натаниэля — даже руки опускаются, когда замечаю их пустые места в классе. Сори уже сидит за партой, и я направляюсь к ней. Хорошо хоть на второй день в академии у меня получилось не опоздать и одеться правильно (Анджела одолжила мне свой готовый галстук на резинке).

Первым уроком сегодня математика — то еще испытание для меня, так как ее преподают на корейском. К счастью, я уже изучила материал, который мы проходим, в Высшей школе искусств округа Лос-Анджелес, поэтому справляюсь с задачей, когда учитель вызывает меня к доске.

Дальше по расписанию у меня самостоятельное занятие по истории. Пока я собираю вещи, Джина с каким-то парнем подходят и останавливаются возле моей парты, громко заводя разговор.

Они снова используют сленг, но пару слов мне удается разобрать — «дрянь» и «потаскушка».

Эта девчонка просто хуже не придумаешь. Разве она не смотрела фильмы или реалити-шоу и не знает, что чем больше подлостей ты делаешь, тем отвратительнее выглядишь?

Сори вдруг вскакивает с места, уронив стул, собирает учебники и вылетает из класса.

До меня же запоздало доходит, что на этот раз целью издевательств была не я.

Я выбегаю из аудитории следом, успевая заметить, как Сори открывает дверь в женский туалет через полкоридора от нашего кабинета.

Я захожу туда, сначала позволив выйти двум девушкам. Они оглядываются через плечо и перешептываются между собой. В уборной между раковиной и кабинками никого не видно, но из последней — единственной, дверь в которую закрыта, — доносятся всхлипы.

Я стучу по двери кабинки.

— Сори? Ты в порядке? — Всхлипы становятся приглушенными, словно девушка зажимает себе рот ладонью. — Я слышала, что сказала Джина. Это было довольно грубо, и вообще не правда.

Дверь открывается, и я отступаю назад. Похоже, тушь для ресниц у Сори водостойкая, потому что ее макияж выглядит безупречно, только уголки глаз покраснели.

— Откуда ты знаешь, что это ложь?

Вот черт, а она не собирается облегчать мне задачу. Я могла бы ответить, но мне проще сделать это на английском. Я бы объяснила, что слова вроде «дрянь» или «потаскушка» регулярно используют в различных культурах по всему миру, стараясь унизить женщин и показать презрительное отношение к ним; и что я бы не хотела слышать, как меня осуждают или сводят всю мою суть к одному-единственному слову, не учитывая ни деталей, ни обстоятельств и не выказывая сочувствия.

Мы просто… девушки. Ни больше и ни меньше. Но не успеваю я придумать, как объяснить все это, как Сори выпаливает:

— Мне не нужна твоя жалость. — И уходит, толкнув меня плечом и хлопнув дверью.

День еще и до середины не дошел, а у меня уже не осталось сил. Я провожу большую часть самостоятельного занятия то размышляя, как могла бы лучше разрешить ситуацию с Сори, то беспокоясь о первом уроке танцев. Я собиралась поговорить с куратором о замене этого предмета на что-нибудь другое — я бы никогда не выбрала его сама, — но возможность пока так и не предоставилась.