Рэйчел бунтовала – и в итоге сама страдала от этого. И тогда она бросила все силы на то, чтобы стать лучше. Не занимать слишком много места… не говорить слишком громко…

Не быть собой.

И вот, наконец, плотину прорвало.

Слеза скатилась по щеке Рэйчел – первая за много лет. Затем слезы потекли рекой. Теперь ей казалось, что они никогда не кончатся.

Она упала на кровать. Плечи ее вздрагивали. Чувства, которые она подавляла десять лет, выплескивались неудержимым потоком. Она всерьез боялась, что утонет в собственных слезах или задохнется от рыданий.

Рэйчел чувствовала себя совершенно разбитой.

Она не заметила, как дверь в комнату открылась.

– Рэйчел! – воскликнул Алекс. – Ты в порядке? Что с тобой? Что-то случилось?

– Алекс, я не смогу! – Слова вырвались у нее прежде, чем она успела подумать над ними.

– Ты сможешь.

– Нет, не смогу! Я ничего не могу сделать правильно! Я вечно все порчу. Из-за сильных чувств я совершаю ошибки, а когда ничего не чувствую, мне кажется, что можно и не стараться. Я не знаю, что мне делать сейчас. Я не знаю, как любить ребенка, следовать велениям сердца, как задействовать чувства, не совершая при этом ошибок. А если я буду жить, как жила, считая, что все это не важно… то зачем это все? Это слишком тяжело. Я все испорчу, я знаю!

Алекс обнял ее, прижал к себе и стал гладить по волосам, покрывая ее голову поцелуями. В это мгновение все былые разногласия исчезли, жестокие слова забылись. Они были вместе.

– Рэйчел, ты справишься, я знаю.

– Все это ложь, Алекс! Сплошная ложь. Я никогда не была идеальной. Я прятала свои несовершенства, чтобы никто их не увидел. Я не могу целиком отдать себя чему-то или кому-то, потому что… потому что боюсь. Боюсь, что этого все равно не хватит, чтобы получилось что-то хорошее. Никогда не хватит.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что так было всегда! Я всегда была недостаточно хороша. По крайней мере, для нее. Я никогда не могла угодить ей. Я пыталась, Алекс, вкладывала все силы, – ведь она была больна. Я помогала ей планировать приемы. Я выбрала Аякса, потому что с ним было надежно и безопасно, и он ничем не мог опозорить меня и мою семью. Я пыталась все время быть ухоженной, постоянно улыбаться, как она. Но я всегда оставалась лишь ее бледным подобием. Она была такой… на вечеринках она зажигала всех вокруг себя. Рядом с ней всем становилось легче жить. А я могла только усложнять жизнь другим, потому что постоянно отвлекалась и ничего не могла довести до конца. Может быть, мне просто не хватало чего-то, чем наделила ее природа. Я просто притворялась. В прессе писали, что я очень похожа на нее, но она… она никогда не была довольна мной.

– Ты в этом не виновата. Ты ведь не ее клон. Это не значит, что ты хуже ее.

– Да, – кивнула Рэйчел. – Но… у меня в душе все наперекосяк.

Он погладил ее по волосам, словно стремясь закрыть ее своим телом от житейских бед.

– Как и у всех нас.

– У нас с тобой – точно. Знаешь… сегодня я заплакала впервые за десять лет.

– Я не плакал с тех пор, как был мальчишкой.

– Сколько лет? – Рэйчел вдруг захотелось узнать, насколько тяжело давит на Алекса бремя прошлого. Ее собственное казалось ей почти невыносимым.

– Лет двенадцать. Я плакал, когда мне было четырнадцать.

– Из-за чего?

– Ты хочешь выведать мои секреты, agape?

– Я намочила тебе всю рубашку. – Она слегка отодвинулась от него. – Думаю, нам незачем хранить секреты друг от друга. Хотя я уже спрашивала тебя о них. Но тогда ты промолчал.

– Что ж, сегодня я расскажу тебе. Побег из поместья Куклакиса был самым трудным шагом, который мне доводилось делать. Это был худший день в моей жизни. Моя мать умерла. Я был совершенно одинок. Я боялся будущего. Я мечтал спастись, но свобода пугала меня. Я знал, что мне нельзя оставаться там, потому что… потому что боялся того, в кого мне предстоит превратиться. В тот день я плакал. Это был единственный дом, который у меня был. Я любил его так же сильно, как ненавидел.

– Твои беды куда хуже моих, – проговорила Рэйчел. – Наверное, я кажусь тебе просто неврастеничкой.

– Это не так.

– Почему?

– Потому что ты страдаешь. Главный урок, который я усвоил в той обстановке, что окружала меня с детства, – то, что все люди чувствуют боль. Причины могут быть разные, но страдают все одинаково.

– Я не понимаю тебя, – задумчиво сказала Рэйчел. – Иногда мне кажется, что ты вырос в волчьей стае. А потом ты говоришь такие слова, как сейчас. Меткие и точные, из-за которых я начинаю думать, что у меня есть шанс избавиться от одиночества и что я не такая сумасшедшая, какой себя считаю.

– Может, ты и сумасшедшая, – сказал он со смешком. – Но совершенно очаровательная.

– Спасибо, – откликнулась Рэйчел. – Мне приятно это слышать.

– Не буду слишком настаивать, и все-таки, может быть, тебе стоит пересмотреть свое мнение обо мне?

– Может быть. – Встав на колени, она прижалась к нему. Ее сердце билось как сумасшедшее.

Она знала, что не должна дотрагиваться до него, желать его. Но в объятиях Алекса она не притворялась. Она становилась самой собой.

Сейчас у нее не было сил притворяться. И поэтому она потянулась к нему, коснувшись губами его кожи в расстегнутом вороте рубашки.

– Рэйчел…

Она посмотрела ему в лицо. Его глаза были закрыты, лицо сморщилось, словно от боли, а между бровями пролегла глубокая складка.

– Я не ударю тебя. – Потянувшись выше, она поцеловала его в шею. – Я просто хочу тебя поцеловать.

Он схватил ее за руку и, отодвинувшись, посмотрел ей прямо в глаза:

– Только если ты уверена, что хочешь, чтобы я швырнул тебя на постель и овладел тобой безо всяких церемоний. Чтобы ты стала моей. Чтобы ты кричала от наслаждения.

– Наверное, хочу. – Ее голос дрожал.

Он продолжал пристально вглядываться в ее лицо:

– Этого недостаточно. Ты должна быть совершенно уверена.

Рэйчел с трудом сглотнула:

– Я хочу тебя, Алекс.

– Почему? – резко спросил он.

– Не знаю. – В ее глазах вновь заблестели слезы.

– Попробуй объяснить.

– Потому что ты – единственный мужчина за всю мою жизнь, которого я по-настоящему хочу. Потому что рядом с тобой я становлюсь самой собой. Что бы я ни делала раньше, я делала это ради других. Ты – единственное, что я сделала лишь ради себя.

– Понимаю. – Он провел пальцем по ее подбородку. – Ты все еще считаешь меня своей ошибкой?

– Я пока не знаю.