Вряд ли к хутору… Безоружен, а в полях эти волки…

– Может, того, замерз уже? – предположил ее муж. – Страшно вспомнить, какой там холод. Думал, не дойду до рощи. Но деваться было некуда – жребий есть жребий!

– Мой бедный Дормидоша!… Нет, не тот человек барин, чтобы запросто сдаться… Спасаясь от холода, он мог на что угодно пойти. Например, выставить стекло и забраться в одну из комнат… С него станется!

– Перерыв! – скомандовал Синев. – Проверим комнаты со свечкой! А вдруг он и впрямь здесь, рядом с нами?

Послышалось шарканье ног в сторону комнат и обратно. Хитрово-Квашнин осторожно присел на кровати, весь превратившись в слух.

– Нет его здесь, – буркнул Синев. – Он настырный, но не настолько же. Садимся снова за игру!

– Что ж, продолжим, – согласилась Калерия, но через секунду воскликнула: – Послушайте, а мезонин!.. Мы должны проверить и его. Вон и кошка трется у двери…

– Охолонь, Кавалерия! – раздался смешок главаря. – Как он туда заберется?.. Лестницу я видел в амбаре, а он заперт. Кошка!.. Что ей? Ходит себе, где вздумается!

– До сих пор лежала у печи… Дай мне ключ от мезонина, Парамон! Карты подождут, нужно до конца убедиться, что…

Хитрово-Квашнин не дослушал канцеляристшу. Он быстро выбрался на балкон, спустился по дереву вниз и, схватив трость, поспешил обратным путем к выезду с постоялого двора.

Глава 10

За пределами огороженного пространства метель бушевала вовсю. Она то истошно выла, то жалобно плакала, смолкая лишь на секунду-другую только для того, чтобы завести свою пронзительно-горестную мелодию с новой силой. Снег валил и валил, словно там, наверху, решено было истратить все его запасы.

Хитрово-Квашнин, кутаясь в воротник шинели и прикидывая, что будет делать дальше, оглядел окрестности и остановил взор на темной полосе рощицы. Что, опять в ельник? В нем, конечно, потише, но все равно метет… Метет и в самой роще. Долго в ней не продержаться, задубеешь в конец, покроешься, как пень, густым слоем инея… До хутора не добраться, об этом даже и думать не стоит. Ни в комнаты, ни в мезонин теперь хода нет. Разбойники будут на чеку. И что же делать? Как поступить?..

Чтобы согреться, он стал притопывать ногами, бить руками по предплечьям. Нет, тут до утра не простоять! Какое там, до утра?! Не пройдет и получаса, как я промерзну до костей!.. Господи, где же выход?.. Минуточку! А цел ли шалаш, в коем мы с Астреиным подстерегали зайцев когда-то? Не разрушился ли?.. В нем можно, по меньшей мере, спрятаться от пронизывающего ветра, присесть, закурить трубку. Стужа, естественно, никуда не денется, и надо будет собрать всю волю в кулак, чтобы не уснуть последним сном!.. Волки?.. Припасу в защиту от них дубину покрепче… Хорошо бы натереть рукава порохом, говорят, серые опасаются присущего ему острого запаха. Да где ж его взять, порох-то?.. Вообще-то, если волки голодны, они нападут, мне думается, в любом случае, их ничто не отпугнет, не остановят никакие запахи!.. Не поможет и дубина, коль по округе шастает полстаи. Тогда остается лишь одно: в случае опасности забраться, как и в прошлый раз, на дерево. Благо, берез разной величины в роще предостаточно…

Он надвинул фуражку на лоб, натянул на руки перчатки и направился сквозь буран к ближнему краю рощи. Ходьба по открытой местности была еще тем удовольствием. Cнег нещадно стегал по лицу, колючий ветер, казалось, продувал насквозь саму душу.

Достигнув кучки передовых елей, путник остановился, с облегчением вздохнул и перекрестился. Здесь ветер уже не так сильно трепал полы шинели, не стремился сорвать головной убор, чтобы утащить его Бог знает куда.

Роща за прошедшие годы разрослась, вверх тянулись тонкие стволы молодых березок и осин, во многих местах топорщились кусты, вероятно, боярышника и терна.

– Сугробов-то намело, – проговорил вслух штабс-ротмистр, всматриваясь в темную глубь чащи. – Пропасть! Но ничего не поделаешь, надо идти… И как было бы здорово, если бы шалаш оставался стоять там, где и был сооружен когда-то! Помнится, у высокой старой березы, в дупле которой имелось пустое гнездо сойки.

Набрав елового лапника, он двинулся вперед, утопая в снегу, где по колено, а где и повыше. Под тяжестью белых шапок ветви берез гнулись до самых сугробов. Пробираясь к дальнему концу рощи, он нечаянно задел одну из крупных веток и обрушил на себя целую снежную лавину. Свой широкий след старался заметать лапником: вздумай разбойники пойти по его стопам, они застопорятся у самой кромки зарослей.

Старый шалаш, построенный из переплетенных березовых ветвей, дерна и пучков травы, был на месте! Погребенный под снегом он стоял, как и раньше, впритык с толстым стволом раскидистой березы.

– Вот на нее-то я и взберусь, в случае чего, – пробормотал ночной скиталец. – Нижние ветви крепки, вполне выдержат мой вес.

Первым делом он очистил вход в шалаш от снега, затем устелил землю внутри лапником. Положив трость у входа, уселся и достал трубку. Через минуту он пускал клубы дыма, слушая, как визгливо завывает метель. Стволы деревьев громко скрипели, с шумом терлись друг о друга ветви.

– Главное, не задремать, – твердил он себе. – Не погрузиться в сладкие объятия Морфея, как это случилось на ветвях дуба… Вспомни, как дрема медленно окутала твой разум. Ты пытался встряхнуться, противился ей, как мог, но все-таки незаметно провалился в сон… и мешком полетел в снег. А если бы волки все еще кружили под деревом?! Прямо там и окончились бы дни отставного штабс-ротмистра Хитрово-Квашнина, харитоновского барина, бывшего капитана-исправника Петродарского и Можайского уездов!..

Вот тут они с Астреиным сидели бок обок с ружьями в руках, поджидая появления зайцев, лет эдак… и не вспомнить, сколько времени минуло с тех пор. Петродарец так увлек его рассказами о ночной засидке, что он, оставшись на ночлег, согласился поучаствовать в редком виде охоты.

По словам хозяина постоялого двора, зайцы рощицу стороной не обходили. Питаясь в порослях боярышника и березнячка, они нет-нет, да и приближались к шалашу. В ту ночь охотники сидели в нем тихо, не шевелясь, ибо самый малый звук пугает зайца так, что он, прижав длинные уши, опрометью пускается наутек.

«Я нарочно разбросал в нескольких саженях от шалаша солому и зерновые отходы, приваду по-нашему, – шептал Астреин. – Этому еще дед мой меня учил, Агафон Палыч, царствие небесное старику и вечный покой. Славный был охотник, таких сейчас мало… Вы, ваше благородие, стрелять не торопитесь, когда косого приметите. Позвольте ему подойти к корму, пусть он за него примется, как следует, отвлечется. А лучше всего