— Да, но договоренность есть договоренность.

— Но, вероятно, не такая уж и благотворительность, — заметила она, — дать ему чуть больше, учитывая, как прошла сделка.

— В нашей отрасли это так не работает.

— Как после этого складывались ваши отношения?

— Он рассорился с нами, — сказал Давид и отпил глоток кофе. — Звонил мне и Густаву и ругался.

— Он угрожал? — спросила Чарли, размышляя, почему Густав ни словом не упомянул этого человека, когда они спрашивали его о возможных врагах.

— Пожалуй, можно и так сказать, однако мы не восприняли его слова всерьез. Он всегда становится агрессивным, когда выпьет.

— Насколько я понимаю, Паскаль Бюле тоже учился в Адамсберге, — сказала Чарли.

— Точно.

— Чем вы занимались в те времена?

— Да ничем особенно, — пожал плечами Давид. — Мы учились в одном классе, вместе ходили на плавание и на греблю и… не понимаю, к чему вы клоните.

— А потом вместе ходили на вечеринки, — продолжала Чарли.

— Да, а что в этом такого?

— Я слышала, вы употребляли не только алкоголь, — сказала Чарли — Еще и нюхали кокаин.

— Это было очень давно. Возможно, для Паскаля нет, но… Я отец семейства, — сказал Давид, словно это что-то объясняло.

— Паскаль тоже отец семейства.

— Я, по крайней мере, больше таким не занимаюсь. Случалось пару раз на вечеринках, но Паскаль… можно сказать, ему тяжело давался контроль за своими импульсами.

— Когда в последний раз вы разговаривали с Паскалем?

— Несколько недель назад. А что?

— И что он сказал?

— Как обычно — что мы испортили ему жизнь, и просил денег. Стоит ли уделять этому так много внимания? Паскаль не имеет никакого отношения к исчезновению Беатрис, могу вас заверить.

— Придется вам положиться на то, что мы хорошо делаем свою работу.

Давид бросил на нее взгляд, показывающий, что он не очень-то в это верит. Подавшись вперед, он серьезно посмотрел на Чарли.

— Вы должны найти ее, — проговорил он. — Иначе это просто раздавит Фриду и Густава. Вы даже не представляете себе, насколько Беатрис важна для нас всех.

Хлопнула входная дверь, в кухню вошла Шарлотта Юландер. Поставив сумочку на стол, она поздоровалась с Чарли, не скрывая удивления.

— Она пришла задать дополнительные вопросы, — пояснил Давид.

Со второго этажа раздался резкий крик.

— Ты разберешься? — спросила Шарлотта и взглянула на Давида.

Давид кивнул и вышел.

— У вас есть подозреваемые? — спросила Шарлотта, усевшись за стол напротив Чарли.

— Мы беседуем со всеми, кто близко общается с семьей, чтобы составить максимально полную картину того, что может за всем этим стоять.

— Что, например?

— Все, что угодно, — сказала Чарли. — Вспомните все, что придет в голову — что как-то отличалось, было не так, как обычно.

— Даже не знаю, — пробормотала Шарлотта, немного помолчав. — Даже не знаю.

Их прервала дочь, вбежавшая в кухню.

— Луве отобрал мои наклейки! — закричала она.

— Попроси папу разобраться, — сказала Шарлотта.

— Но он ушел в свой кабинет и заперся, — заявила девочка. Подойдя к маме, она стала тянуть ее за джемпер.

В этот момент Чарли и заметила его — длинный шрам на запястье у Шарлотты.

В следующую секунду Шарлотта поправила джемпер и посмотрела на Чарли.

— Подождете минутку? — спросила она.

Они вышли из кухни, и вскоре Чарли услышала, как Шарлотта кричит на сына, требуя отдать то, что он взял — нет, не потом, а прямо сейчас.

Чарли пыталась осмыслить увиденное. Она была почти уверена, что у Шарлотты такой же шрам на другой руке — заживший шрам после попытки вскрыть себе вены. Это как-то не вязалось с ее имиджем женщины, у которой все хорошо в жизни. «Но, — мысленно поправила себя Чарли, — психическое нездоровье встречается во всех классах общества».

— Так на чем мы остановились? — спросила Шарлотта, снова входя в кухню.

— У вас с Фридой близкие отношения? — спросила Чарли, хотя ей больше всего хотелось спросить: «Что случилось? Зачем ты порезала себе вены? Почему не хотела жить?» Впрочем, какое отношение могут иметь к делу давно зарубцевавшиеся раны?

— Можно сказать, что мы довольно близко общаемся, — проговорила Шарлотта.

— Довольно близко?

— Да, дело в том, что Фрида… не так легко сближается с людьми, но она наверняка сказала бы, что я ее ближайшая подруга. Когда мы жили в Москве, то общались почти каждый день. Давид и Густав много ездили по делам, так что… но когда вернулись в Швецию, то стали видеться реже. С тех пор, как родилась Беатрис, Фрида такая уставшая.

— Вы не могли бы рассказать более подробно?

— Да что тут рассказывать? — пожала плечами Шарлотта. — Рождение ребенка всегда несет с собой серьезные перемены в жизни, к тому же Беатрис плохо спала. Ничего странного, что человек хочет побыть один и отдохнуть, пока ребенок спит.

— Понимаю, — сказала Чарли. — Вам что-нибудь известно о прошлом Фриды?

— Она не любит об этом говорить, но она выросла в семье алкоголиков, так что, ясное дело, ей пришлось несладко. Почему вы обо всем этом спрашиваете? Вы ведь не думаете, что Фрида… Фрида обожает Беатрис больше жизни!

Казалось, Шарлотта намерена развить тему материнской любви, но Чарли успела ее перебить:

— Насколько хорошо вы знаете Амину?

— Это наша уборщица, — сказала Шарлотта, словно это был ответ на вопрос.

— Вы общаетесь в свободное время?

— Нет, но я к ней очень хорошо отношусь.

— Она сидела с вашими детьми?

— Да, иногда она оставалась с ними. Они ее обожают.

— Амина утверждает, что была здесь и убирала вчера утром, когда исчезла Беатрис. Это соответствует действительности?

— Если вы подозреваете Амину, то вы на ложном пути, могу вас заверить, потому что она самый добрый человек на свете, она…

— Мы вовсе не хотим обидеть никого из тех, кто любит Беатрис. Мы просто хотим найти ее — как и вы. Надеюсь, вы это понимаете, — Чарли посмотрела на Шарлотту серьезным взглядом. — Вы уверены, что больше ничего не хотите рассказать?

— Уверена, — ответила Шарлотта и покачала головой, показывая, что больше ей нечего сказать.

— Вот мой номер телефона, — сказала Чарли, положив на стол перед Шарлоттой визитную карточку со всеми данными. — Не сомневайтесь, позвоните мне, если что-нибудь вспомните.