— Рассказывай дальше, — потребовала Никки и протянула мне бутылку спиртного.

Я отпила несколько глотков, вспоминая вечеринки в магазе, гашишную и сексодром, и все то, что я разрешала парням делать со мной — из чувства вины? Из чувства благодарности? Или потому, что мне просто нечем было больше заняться?

— Он был драчун — твой папа? — спросила Никки.

— Нет. Он был… добрый. Просто ему немного не повезло — во всем.

И тут я подумала о своем дне рождения, когда мне исполнилось тринадцать — вспомнила бутылочку шампуня, бальзам для волос и мыло, которые папа упаковал в подарочную бумагу, и как я вышвырнула все это, когда он сказал, что это все, что ничего больше нет, что он, к сожалению…

Я вспомнила папину опущенную голову, его поредевшие волосы, слезы, капающие на его потрепанную рубашку — и почувствовала, что хочу умереть и сгнить вместе с ним.

— Тебе было всего тринадцать, — сказала Никки, когда я рассказала им обо всем. — Ты была просто ребенком, мечтавшим о подарках на день рождения.

— И все же я была полной идиоткой, — вздохнула я.

— Ты была маленькая, — сказала Лу.

— Маленькая идиотка.

Я ни слова не сказала о том случае со Сванте в беседке в саду за магазом, о том волшебном состоянии, когда тело мне больше не повиновалось, руки повисли, как тряпки, язык онемел. Не рассказала о лицах, смотревших в окно, о том, как я очнулась на следующий день в убеждении, что мне все приснилось. Ничего не сказала про тот ужас и страх, когда я осознала, что все произошло по-настоящему, в реальности.

Стина с Роем уехали, чтобы еще раз поговорить с Густавом. Чарли послала ей сообщение, что у Паскаля Бюле никого не оказалось дома и что она решила поехать к Давиду Юландеру и расспросить его по поводу деловых отношений между ним, Густавом и Бюле.

Только она припарковала машину перед виллой Юландеров, как позвонил Чалле.

— Как Сэм? — спросила она. — Скажи, что с ним все в порядке.

— С ним все в порядке, — ответил Чалле. — Я только что говорил с Андерсом. Его жена позвонила снова — судя по всему, обошлось сотрясением мозга.

— Ну и хорошо, — ответила Чарли, подумав про себя, что Мария наверняка с самого начала знала, что все не так серьезно, и намеренно преувеличила. Ее бы это нисколько не удивило — учитывая, как Мария вела себя с Андерсом перед разводом и после, без конца манипулируя и устраивая сцены ревности.

— А Грегер? — спросила Чарли. — Он едет?

— Да, я только что говорил с ним, ему осталось около часу езды.

Положив трубку, она набрала Андерса. Он не ответил. Тогда она послала ему сообщение: она слышала, что ситуация под контролем и он может позвонить ей, если захочет поговорить.

Семья Юландер жила всего в километре от Пальмгренов. Их дом напоминал дом Густава и Фриды как по форме, так и по цвету.

Чарли оглядела сад и увидела хижину на дереве с канатной дорогой, батут и качели, как в парке.

Всего через несколько секунд после того, как она позвонила, дверь открыл мальчик лет десяти — наискосок позади него стояла девочка на пару лет младше.

— Папа дома? — спросила Чарли.

— А тебе чего? — буркнул мальчик.

— Я хочу с ним поговорить.

Мальчик оглядел ее с подозрением, потом обернулся в глубину дома и громко крикнул:

— Па-пааа!

Чарли услышала быстрые тяжелые шаги вниз по лестнице. Выйдя в прихожую и увидев Чарли, Давид Юландер остановился на месте.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Мне просто надо немного побеседовать с вами, — ответила Чарли.

Давид кивнул, потом велел детям пойти наверх в свои комнаты и немного поиграть.

— Но ведь у нас закончилось экранное время! — запротестовала девочка, которая из любопытства все топталась на месте, хотя ее брат уже давно исчез наверху.

— Даю вам еще полчаса, — сказал Давид. — Будете что-нибудь? — обратился он к Чарли. — Чай? Кофе?

— Нет, спасибо.

Казалось, Давид не понял, что Чарли отказалась от кофе, потому что он достал две чашки и принялся делать эспрессо в розовой кофемашине, стоящей на кухонной столешнице.

— Я так надеялся, что вы принесли добрые вести, — сказал он, ставя чашки на стол.

— К сожалению, — ответила Чарли и отпила глоток крепкого кофе. — Я пришла, чтобы задать еще несколько вопросов.

— Спрашивайте, — кивнул Давид.

— Как давно вы с Густавом знакомы?

— Очень давно. С начала школы. Мы ведь учились в одном классе в Адамсберге, а потом вместе основали компанию… да, получается, идем рука об руку почти всю жизнь.

— Как вы могли бы описать ваше сотрудничество?

— Достаточно посмотреть на наши финансовые результаты, — ответил Давид. — Мы продали нашу компанию за…

— Я знаю, за сколько вы продали вашу компанию, — перебила Чарли.

— Тогда почему спрашиваете?

— Потому что финансовые результаты — это, вероятно, еще не все.

Она посмотрела на Давида, который, похоже, не понимал, о чем еще тут может идти речь.

— Ваши отношения, — продолжала она.

— Он мой лучший друг, — сказал Давид. — Мы оба любим побеждать, так что нам случалось ссориться, но никогда всерьез.

— А что случилось с Паскалем Бюле?

Давид посмотрел на нее так, словно не совсем понял вопрос.

— Зачем уходить так далеко на периферию? — спросил он.

— Если не возражаете, я хотела бы услышать ответ на вопрос.

— Что вы слышали?

— Что он обманут и его обманули вы с Густавом.

— Тут у нас совершенно разные представления о случившемся.

— Вот и расскажите свою версию. Что произошло?

— Паскаль участвовал в предприятии в самом начале, когда мы планировали выход на российский рынок. Он предложил несколько идей, набросал внешний вид сайта и вложил немного денег. Но потом оказалось, что мы смотрим на дело немного по-разному, и мы с Густавом выкупили его долю. Он был доволен полученной суммой — пока мы не продали компанию год спустя. Тут он внезапно связался с нами и потребовал еще. За это время он сделал несколько неверных ставок и остро нуждался в деньгах. Но мы ведь уже договорились ранее, поэтому мы с Густавом сочли, что для благотворительности нет оснований.

Чарли подумала о миллиардной сделке по продаже сайта.

— Можно спросить — сколько он получил?

— Два миллиона.

— А потом компания была продана за три миллиарда…