неоднократно. Лётчик Борис Ковзан – автор четырёх таранов, причём в трёх случаях он на своём «миге» возвращался на аэродром. После четвёртого лётчик с недораскрывшимся парашютом упал в болото, лишился глаза, но сумел вернуться к боевой работе. Всего уничтожил 28 немецких самолётов.

Старший лейтенант Екатерина Зеленко – единственная женщина, совершившая таран. В результате был уничтожен «мессершмитт», но и сама Зеленко погибла.

В других странах таран не поощрялся как слишком рискованный для атакующего приём, хотя отдельные случаи имели место. В относительно широком масштабе он применялся только в советских ВВС и – на последнем этапе Второй мировой – в японской авиации.

Паритель

Лётчик Арцеулов (1891–1980), равновеликий с Нестеровым, оказался забыт на много лет. Если Нестерова знают все, то Арцеулова – лишь те, кто интересуется историей авиации.

Об Арцеулове я, как ни странно, впервые услышал от бабушки Елизаветы Ивановны, которую помню пенсионеркой и музыкальным руководителем детсада. Много позже, отыскав старые документы, я узнал, что в 1937 году бабушка – тогда хрупкая девушка ростом, согласно военному билету, 157 сантиметров – окончила в Свердловске аэроклуб, стала авиатехником, прыгала с парашютом и готовила самолёты к боевым вылетам, по гражданской же специальности была «телеграфистом-морзистом». Тогда мне стало ясно, откуда бабушка знала об Арцеулове, и всё это куда больше говорит не о нашей отдельно взятой семье, а об эпохе и её атмосфере.

Константин Константинович Арцеулов – сын и внук кораблестроителей Константина и Николая Арцеуловых (последний в 1851 году готовил к японскому походу адмирала Путятина фрегат «Паллада»); внук художника Айвазовского – и сам прекрасный художник. Тётка Арцеулова Любовь Николаевна была замужем за морским писателем Станюковичем.

В 1911-м получил диплом лётчика, годом позже был призван в армию, служил в кавалерии. На Первой мировой воевал на «фармане» и «ньюпоре» – был разведчиком и истребителем, награждён. Разведданные Арцеулова пригодились командованию при подготовке Брусиловского прорыва 1916 года.

Вскоре Арцеулова назначили начальником отделения по подготовке лётчиков-истребителей в Севастопольской школе авиации. Здесь, в том же 1916-м, он прославился как укротитель страшного штопора, из-за которого погибло столько пилотов. Арцеулов впервые в мире дважды намеренно ввёл «ньюпор» в штопор и благополучно вывел. Новую пилотажную фигуру включили в курс обучения пилотов – и бог весть, сколько жизней спасли смелость и расчёт Арцеулова.

В 1918 году создал на базе школы 1-й Красный авиаотряд. Когда Врангель занял Крым, был мобилизован в белую гвардию, но продолжал работать в авиашколе и поддерживать связь с красным подпольем. Позже назначен в Московскую высшую школу красвоенлётов на Ходынке, стал наставником Чкалова, первым советским испытателем. Арцеулов опробовал в небе первый истребитель конструкции Поликарпова И-1, он же ИЛ-400 (истреблением противника занимаются, разумеется, и бомбардировщики, и штурмовики; более точным кажется английский термин fighter plane – самолёт, созданный для боя, для драки, а не для поражения с неба наземных целей). Неоднократно получал травмы, снимал гипс – и вновь садился в кабины ненадёжных, сырых машин. Галлай приводит афоризм Корзинщикова, сформулированный в связи с испытаниями первых вертолётов: «Настоящий лётчик-испытатель должен свободно летать на всём, что только может летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще говоря, летать не может». Эти слова в полной мере относятся к Арцеулову.

Он стал основоположником советского планеризма, получив удостоверение «пилота-парителя» № 1. Кружок планеристов появился при Главвоздухофлоте в 1921 году. Несколько позже, лёжа на госпитальной койке после аварии того самого поликарповского И-1, Арцеулов предложил провести всесоюзные планёрные испытания на горе Узун-Сырт близ Коктебеля. По легенде, коктебельские восходящие потоки открыла шляпа Максимилиана Волошина, сорвавшаяся с головы поэта и улетевшая ввысь. Галлай пишет, что всё было несколько иначе: объясняя своему другу Волошину, что такое восходящие потоки, Арцеулов сам предложил ему швырнуть шляпу в небо.

Узун-Сырт, иначе гора Клементьева (второе имя дано в память о погибшем здесь в 1924 году планеристе), оказалась идеальным местом для планёрных слётов. Датой рождения советского планеризма считается 1 ноября 1923 года – день первого слёта.

По сравнению с самолётами планёры кажутся чем-то вроде парусных яхт на фоне теплоходов. Через Коктебель и уроки Арцеулова прошли многие знаменитые впоследствии лётчики и конструкторы, включая Королёва, Антонова[19], Яковлева, Болховитинова, Ильюшина, Мясищева.

В 1929 году на горе Узун-Сырт состоялся очередной слёт, на котором конструкторы Королёв и Люшин продемонстрировали рекордный паритель «Коктебель». Есть фото: слева стоит Сергей Люшин (впоследствии работавший у конструкторов Лавочкина, Пороховщикова, Микояна), в кабине сидит Сергей Королёв – будущий главный конструктор ракетно-космических систем, справа стоит Арцеулов, заложивший вместе с Нестеровым основы высшего пилотажа. И где-то за кадром бродит Максимилиан Волошин.

В 1930 году Королёв намеревался выполнить на своём планёре СК-3 «Красная Звезда» – впервые в мире – «мёртвую петлю», но заболел брюшным тифом. На его планёре выступил Василий Степанчонок, выполнивший три петли подряд и доказавший, что на безмоторных аппаратах возможен высший пилотаж. А Королёв уже думал о скрещении планёра с ракетой…

Арцеулов перешёл в гражданскую авиацию, занимался аэрофотосъёмкой и ледовой разведкой, исследовал трассу будущего Турксиба. В 1933-м представлен к званию заслуженного лётчика, но по ложному обвинению выслан на четыре года в Архангельск. Работал мотористом на катере Архангельского пивзавода, где его уважительно звали «дядя Костя», конструктором в судостроительном бюро ОСВОДа, художником Зеленстроя, оформлял набережную Северной Двины, руководил модельным кружком при водной станции… Занимался самым разнообразным творчеством, как бы паря над невзгодами. Тут же построил балансирный тренажёр для лётчиков.

После ссылки к полётам не вернулся. Имя Арцеулова надолго попало в тень. Если «петля Нестерова» известна всем, а фамилия первого немецкого аса («туза» – лётчика, одержавшего пять побед в небе) Макса Иммельмана увековечена в названии соответствующей фигуры пилотажа, то к штопору фамилию Арцеулова никто не прибавляет. До его реабилитации в 1956 году советские источники формулировали примерно так (цитирую упомянутую выше биографию Можайского 1951 года): «Впервые в истории авиации в 1916 году русский лётчик выполнил штопор и разработал метод вывода самолёта из штопора».

Арцеулов переквалифицировался в художники. Иллюстрировал Джека Лондона, Ивана Ефремова, Стивенсона, Пржевальского, с особым удовольствием – лётчиков: Кожедуба, Мазурука, Водопьянова… Рисовал морские и небесные обложки для журналов «Техника – молодёжи» и «Знание – сила». 13 апреля 1961 года на первой полосе «Правды» опубликован рисунок Арцеулова, посвящённый полёту Гагарина. Самолёты у него кажутся живыми, одухотворёнными, с индивидуальным выражением лиц. Иногда его иллюстрации добавляют к тексту важные детали: допустим, тот же Водопьянов не пишет, на самолёте какой марки он открывал в 1930 году сообщение с Сахалином. Но из картинки знающий