Как только телефонные линии были восстановлены, я позвонила доктору Морли и заставила дедушку сесть в Мини-купер.

— Что это? Это не машина, это катафалк для карликов, — прокомментировал дедушка, бессвязно болтая всю дорогу до кабинета доктора Морли, просматривая кнопки на машине. — Я покажу тебе настоящую машину, Лунное дитя. Это, — он постучал по приборной панели по всем кнопкам, — это игрушка. Для этого вообще нужен бензин или ты подключаешь зарядку? Втыкаешь в стену? Вот каково это, когда ты подбираешь куклу?

Доктор Морли сказал, что у дедушки был легкий сердечный приступ, и отсутствие притока крови к мозгу вызвало у него головокружение и обморок. Мы ушли с бутылочкой аспирина и строгим приказом свести стресс к минимуму. Что касается вируса, то он должен был скоро пройти.

Той ночью Каспер мяукал в ногах кровати, расхаживая взад-вперед по одеялу, покрывающему мои ноги. Но это не кот вытащил меня из бессознательного состояния посреди ночи. Был мимолетный момент за закрытыми глазами, когда тень наблюдала за мной. Это было зловещее затишье. В те мимолетные мгновения я не имела ни земного — ни неземного — представления о том, что меня ждет, как только мои глаза откроются, но оно было там. Я чувствовала это в своих костях, в своей душе.

Я всегда представляла себе худшее. Искаженное лицо, разорванная кожа, сшитая от центра лба и поперек глаза, уродство в результате автомобильной аварии, часть головы отсутствует из-за огнестрельного ранения, самая ужасная смерть.

Покалывающий кожу ветерок скользнул по моему лицу. Что бы это ни было, оно было здесь, со мной. Я была не одна, и медленный ужас пополз по моим венам, как всегда было перед тем, как я видела духа — призраков, которые находили меня.

Я открыла глаза, и обе балконные двери были приоткрыты, поскрипывая взад-вперед вместе с ветром. Дедушкины часы зазвонили у подножия лестницы, и я затаила дыхание, пока все не закончилось. Цвета Атлантического океана сливались с ночным небом, бесконечными глубинами тьмы. Полумесяц мерцал над чернильными водами.

Легкое хихиканье ребенка донеслось с балкона, и мои глаза метнулись на звук. Маленький мальчик с коротко подстриженными темными волосами и полосатой красно-белой рубашкой появился за развевающейся занавеской, висящей между нами. Его тихий голос поднял меня с кровати, и я поставила обе босые ноги на деревянный пол.

Маленький мальчик засмеялся и бросился с балкона, исчезнув на верхней ступеньке. Я отодвинула занавески и, споткнувшись, вышла на балкон, чтобы посмотреть вниз. Мои белые волосы соскользнули с плеч и свесились через перила, когда наши глаза встретились, и у меня перехватило дыхание.

Мальчику на вид было три или четыре года. Мои пальцы скользнули по перилам к лестнице, и я спустилась, не сводя с него пристального взгляда. Он стоял там, сжимая руками нижний край рубашки на бедрах. У него была бледная, переливающаяся кожа, а темные тени подкрасили его круглые и грустные карие глаза.

Когда я спустилась с последней ступеньки, с его сухих губ сорвался еще один хихикающий смешок, и он подпрыгнул на месте, прежде чем броситься вокруг дома на улицу. Я последовала за ним из района, через Городскую площадь и в сторону Норвежского Леса на противоположной стороне города, но не по своей воле. Да, я шла добровольно, но у меня было такое чувство, что если бы я этого не сделала, то маленький мальчик не оставил бы меня в покое. Он скакал, прыгал и шел задом наперед по пустым улицам под ночным небом. Надтреснутая улыбка приветствовала меня при каждом вращении, детская игра— время игры — когда его руки раскинулись по бокам. Он пел, смеялся и тащил меня все глубже на территорию Скандинавских лесов. Как мы добрались сюда так быстро?

Синие резиновые сапоги, которые он носил, были заляпаны грязью и слишком велики для его маленьких ножек, когда они волочились по асфальту, пока мы не достигли начала леса. Листья осыпались под моими босыми ногами, и он ускорился, петляя между белыми березами и перепрыгивая через упавшие ветки.

— Подожди, — сказала я шепотом, пытаясь догнать его в одной лишь тонкой пижамной майке и хлопчатобумажных шортах. Стало холодно, и лес стонал в темноте, как будто деревья росли вокруг меня, растягиваясь.

— Пепел, пепел, — услышала я напевную песню маленького мальчика и продолжала следовать за игривым голосом все глубже и глубже в деревья.

Пока призрак не появился в поле зрения.

Мой бег остановился при виде того, что было передо мной.

Джулиан сидел на лесной подстилке, спрятав голову между согнутыми коленями, раскачиваясь взад-вперед. Кровь прилипла к его безупречной обнаженной коже, когда вокруг него рассыпались мертвые вороны. Мои глаза метнулись к маленькому мальчику, который начал быстро исчезать, положив руку на плечо Джулиана.

— Все. Мы. Падаем. — были последние слова призрака, а затем он исчез, как выключается старый телевизор, мигая.

Моя рука скользнула по горлу вниз к груди, отчасти для того, чтобы убедиться, что я все еще дышу, отчасти из-за того, что я не контролировала свои действия. Взгляд Джулиана оторвался от колен, и его глаза цвета двух смертоносных пуль устремились на меня. И в этот момент я поняла, что больше не дышу. Я узнала это, когда у меня заболели легкие.

Темные круги нарисовались вокруг глаз Джулиана, когда нож задрожал на кончиках пальцев, свисающих с одного колена, кровь капала с острого кончика лезвия.

— Смерть здесь, — прошептал он, его маска отсутствовала, и только тени леса скрывали его лицо. — Она здесь, и я не могу ее остановить. Почему я не могу ее остановить?!

— Джулиан?

Единственное слово, оставшееся после панического вздоха.

Он медленно поднялся на ноги, опустив голову, черные брюки свисали с бедер, голый по пояс, босой и приросший к лесной земле, как бледные березы. Их ветви двигались вместе с ним, отбрасывая тень на его лицо, защищая его, боготворя человека, который был больше лесом, чем плотью.

Черное и красное вторглись в мои чувства. Темно-алая кровь окрасила его руки. Мертвые вороны покрывали лесную землю у его ног — груда свернутых шей, сломанных крыльев, клювов и безжизненных черных глаз-бусин.

Затем пустой взгляд Джулиана встретился с моим. В его глазах погас весь свет. Там была глубокая пустота, пустые комнаты, необитаемые планеты — мертвая зона. В этот момент я все поняла. Чего бы он ни хотел или в чем бы ни нуждался, это превратило его в чудовище.

— Иди домой, — кипел он, как будто ему было больно говорить, его пустая рука сжимала грудь, где серебряные