До домика добираюсь а рекордное время. По дороге звоню в скорую, объясняю ситуацию, говорю все, что мне известно. И к моменту, когда приезжаю, уже вижу толпу народа, в том числе и полицию. Это плохо. Я надеялся их опередить.

Меня пытаются остановить, но я сообщаю, что являюсь хозяином этого дома и мужем пострадавшей, и меня пропускают. В гостиной толпа народа, Мила сжалась в комочек на диване, затравленно смотрит на человека, который сидит рядом и составляет протокол.

— Что тут происходит? — спрашиваю не терпящим возражений тоном.

— А вы кто? — тут же поднимает на меня глаза следователь, опрашивающий Милу.

— Это мой дом. И насколько мне известно, пострадала моя жена. Где она?

Оглядываюсь в поисках медиков, но замечаю лишь лужицу крови на полу и обведенный мелом силуэт. Сердце пропускает пару ударов.

— Ваша жена мертва, — равнодушно сообщает следователь. — Ее уже увезли.

Вот так за мгновение жизнь переворачивается ног на голову, и я не знаю, что делать. Застываю, словно муха в янтаре. Мысли смешались в кучу, пытаюсь разложить их по полочкам, но получается с трудом. Однако беру себя в руки, сейчас это очень важно.

— Кем вам приходится она? — Следователь указывает на Милу.

— Она… — И правда, кем? Бывшей невестой? Любовницей? Любой из этих ответов больше навредит ей, чем поможет.

— Она мой старый друг, — отвечаю нейтрально, а Мила смотрит на меня неверяще и с обидой. Прости, любимая, сейчас так нужно.

— Какие вас связывают отношения?

— Вас это не касается, — огрызаюсь.

— Еще как касается, — с ухмылкой отвечает следователь. — Так какие?

— Хорошие, — скриплю зубами.

— Насколько хорошие?

— Насколько возможно.

— А с вашей женой у нее какие отношения?

— Никаких. Они почти не знакомы.

— Настолько не знакомы, что до убийства дошло.

— Это не доказано, — возражаю. — Пока не будет установлена причина смерти, попрошу не употреблять подобных слов.

— Что, юрист? — усмехается следователь.

— Адвокат, — киваю.

— Но вам это все равно не поможет. Я арестовываю ее по подозрению в убийстве.

Он делает знак полицейскому, и тот подходит, звеня наручниками. Мила в явном шоке, но встает и дает себя заковать. Но потом словно просыпается.

— А как же моя дочь? Вы не имеете права меня забирать, у меня маленький ребенок!

— Имеем. А о дочери вашей мы позаботимся. Служба опеки уже едет.

— Нет! — кричит Мила и смотрит на меня. — Не дай им забрать ее, пожалуйста.

— Девочка останется со мной! Я ее отец, — чеканю и смотрю на мужчин.

— Пожалуйста, ваш паспорт и свидетельство о рождении.

Рычу в бессилии.

— Я не вписан в метрики, но я ее отец, — пытаюсь настоять на своем.

— Увы — разводит руками следователь. — Мы не можем отдать ребенка постороннему. Простите. Увести, — кивает полицейскому, и тот тащит рыдающую Милу к машине. А я набираю Игоря.

— Ты срочно нужен, — сообщаю отделение, куда забрали Милу.

— Что там? — спрашивает он.

— Обвинение в убийстве. Предварительно.

Друг присвистывает.

— Буду. Но как же проверка?

— К черту проверку! Пусть хоть вверх дном все перевернут, мне все равно.

— А ты куда?

— В опеку. Нужно забрать свою дочь.

— Какую дочь? Ты о чем? — В голосе друга явное удивление.

— Потом все объясню. Пожалуйста, вытащи ее.

Сообщаю все, что известно, и отключаюсь. Руса тоже надо забрать, пока ему не сообщили. Хочу сам рассказать.

Дожидаюсь службу опеки и еду вместе с ними в отдел. Ира прижимается ко мне так доверчиво, что сердце разрывается.

— А куда маму забрали?

И вот что ей ответить?

Людмила

Уже не первый час сижу в кабинете следователя. Он куда-то ушел, приказав ждать, и постоянно ходит туда-сюда, не уделяя мне никакого внимания. А я беспокоюсь о дочери. Мне никто ничего не говорит, где она, что с ней, куда ее отправили.

— Извините… — хватаю за рукав проходящего мимо молодого человека в форме. — Вы не подскажете, долго мне тут еще сидеть?

Он окидывает меня презрительным взглядом и надменно отвечает:

— Столько, сколько потребуется. Вам теперь, гражданочка, торопиться некуда.

— У меня ребенок дома один!

Взгляд мужчины немного теплеет, но тон остается холодным.

— Уверен, о нем позаботились.

И снова я остаюсь одна, хотя в помещении куча народа. Следователь, у чьего стола я сижу, уже давно не показывается, а мне страшно, очень страшно.

Внезапно он возвращается и буквально плюхается на стул напротив.

— Что ж, Людмила Алексеевна, давайте вернемся к нашим баранам. Расскажите в подробностях, что произошло.

— Я же уже рассказывала, — вздыхаю. — Оксана пришла и накинулась на меня…

— Какие отношения вас связывали?

— Отношения? — смотрю непонимающе. — Никакие. Она жена… — запинаюсь, не зная, как назвать Дениса. — Моего давнего друга.

— Ага, друга, значит. То есть вы утверждаете, что он всего лишь ваш друг, а она его жена, и вас с ней ничего не связывает?

— Именно так.

— То есть вы не его любовница?

— Я… не… да как вы смеете? — возмущаюсь, а сама думаю, что врать не очень хорошо. Все равно же правда вылезет наружу. — Когда-то мы были помолвлены. Но это было давно.

— То есть вас связывали близкие отношения?

— Да.

— А сейчас?

Молчу, не зная, как ответить.

— Ну… мы не… я не…

— Не мямлите, говорите, как есть! — рявкает следователь, а я вжимаю голову в плечи.

— Ну мы… всего один раз…

— Итак, подытожим. Жертва — жена Дениса Алексеевича Прохорова. А вы его любовница…

— Я не любовница!

— Молчать! Оксана Николаевна пришла, чтобы что? Урезонить вас? Попросить оставить мужа в покое? Не разбивать семью?

— Ничего подобного я делать не собиралась, — чуть не плачу. — Она накинулась на меня, схватила за волосы. Я защищалась!

— Как именно?

— Ну я ее ударила в живот, а потом оттолкнула.

— Ага, и она упала, ударившись об угол стола, что и повлекло за собой смерть.